Ирод
Шрифт:
— Именем сената и народа римского склоните орлов Рима над венцом фараонов! — торжественно возглашает Цезарь. Легионные орлы склоняются над венцом.
— Как осеняют эти золотые птицы венец фараонов, так непобедимые легионы Рима будут осенять и защищать от всех врагов прекрасную страну фараонов! — снова возглашает Цезарь.
Потом он берет с блюда венец и передает его верховному жрецу.
— Именем сената и народа римского я повелеваю возложить венец фараонов на священную голову дочери последнего фараона, Клеопатры, — говорит он и велит склонить легионных орлов над ее хорошенькой головкой. Смуглые щечки Клеопатры вспыхнули заревом, когда верховный жрец надел на ее голову золотую, сверкавшую драгоценными камнями Индии корону ее предков.
При виде этой сцены юный, честолюбивый идумей Ирод положил в своей душе завет, что и он будет царем Иудеи, Самарии и Галилеи, во что бы то ни стало.
— По рекам крови и по грудам трупов дойду до царского трона...
Теперь Клеопатра, приблизившись к жрецам, державшим сноп пшеницы и золотой серп, взяла последний из рук жреца и срезала несколько колосьев пшеницы, сколько могла захватить ее маленькая ручка. Морда Аписа жадно потянулась к этой горсти сочного корма. «А! Теперь-то дадут! Весь сноп дадут!» — казалось, говорили его повеселевшие глаза. И ему дали, и он жадно жевал сочные, зрело налившиеся колосья пшеницы.
— Бог принял жертву! — пронесся радостный говор в толпе. — Апис-Озирис кушает... Урожай пшеницы будет обильным.
— Слава великому Апису-Озирису! Слава новому фараону — царице Клеопатре! — кричали египтяне.
— Слава сенату и народу римскому! — возглашали воины Цезаря. — Слава великому триумвиру Юлию Цезарю!
«И мне так будут кричать иудеи и самаряне!» — думал Ирод, жадно внимая этим кликам.
III
Хотя Ирод был родом идумей, однако он при всей своей молодости играл очень влиятельную роль в управлении Иудеей.
В то время, когда начинается наше повествование (48—49 гг. до Христа), Иудея была обуреваема внутренними смутами. Цари ее, потомки славных Маккавеев, если чем и прославились, то только своей бездарностью и злодеяниями. Когда Цезарь возлагал на хорошенькую головку Клеопатры венец фараонов, с ним в Александрии находились, как мы видели, Антигон, последний потомок Маккавеев, и два идумея, Антипатр и его сын Ирод. Антигон был сын последнего царя Иудеи, Аристовула, отравленного приверженцами Помпея за то, что он принял сторону Цезаря. Но, кроме сына Антигона, у него оставался еще брат Гиркан, носивший сан первосвященника иудейского народа.
Антипатр же хотя не был природным иудеем, однако, можно сказать, играл судьбами Иудеи. Его громадное богатство, обширные связи и знакомства в Риме и Египте, его родство с Аретою, царем каменистой Аравии, на сестре которого, по имени Кипра, он был женат, делали его всемогущим властелином Иудеи. От Кипры у него было четыре сына — Фазаель, Ирод, Иосиф и Ферор и дочь Саломея — красавица и демон Иудеи, если можно так выразиться.
Когда в Александрии кончились празднества в честь коронования Клеопатры, Цезарь принимал у себя во дворце Митридата, пергамского царя, иудейского царевича Антигона и Антипатра с сыном Иродом. Всемогущий триумвир встретил их ласково, даже дружески. Несмотря на то, что он был теперь полновластным господином и повелителем величайшей и могущественнейшей в мире державы, он был чужд малейшего высокомерия и показной важности. В нем было слишком много внутреннего содержания и ума, чтобы прибегать к пошлому проявлению величия, на что способны натуры неглубокие, мелкие. Это был скорее философ-полководец, даровитый писатель, скромный до величия. Притом он помнил, что явившиеся к нему высокие гости сделали для него очень многое: без их помощи его гениальная, рано облысевшая голова, быть может, так же покоилась бы на одном из блюд дворца фараонов, как недавно на одном из таких блюд ему поднесли голову Великого Помпея. Ведь когда Цезарь, явившись в Александрию всего только с пятитысячным войском, был окружен со всех сторон египтянами, напавшими на него под предводительством старшего брата Клеопатры, только эти трое, Митридат, Антипатр и Ирод, вынули гениальную голову римлянина, можно сказать, из петли. Митридат, прибывший со своим войском из Сирии, а Антипатр и Ирод из Иерусалима, повели такую бешеную атаку на египтян, что часть их бросилась в Нил и потонула вместе с братом Клеопатры, а остальная часть бежала, преследуемая Иродом.
— Я рад вас видеть, — сказал Цезарь, обращаясь преимущественно к Митридату и к Антипатру с Иродом, и, по-видимому, мало замечая Антигона.
Последний понял это. Он знал, что Антипатр, угрожая Риму, ищет одного — оттеснить от власти последних потомков Маккавеев, которым дорога независимость Иудеи. Он знал, что властолюбивому идумею не дает покоя иерусалимская корона — быть хоть рабом в Риме, но царем в Иудее.
Дрожа от волнения, он выступил вперед.
— Всемогущий повелитель, — начал он со слезами в голосе, — рассуди нас с Антипатром и его сыновьями. Я — потомок царей Иудеи и сын последнего царя Аристовула, — он говорил медленно, как бы задыхаясь и с трудом подбирая слова. — Его отравили приверженцы Помпея за то, что ты освободил его из мамертинской тюрьмы, с почестями и с двумя легионами отправил в Сирию против Помпея... Да, его отравили за преданность тебе, Цезарь. Бедный отец! Бедный царь Иудеи! Его тело даже лишено было погребения в родной земле... Верные слуги царя долго сохраняли его царственное тело в меду, пока Антоний не приказал отослать его в Иудею для того, чтобы оно нашло свое вечное успокоение в наших царских гробницах... О, великий Цезарь! Слезы мешают мне говорить... Прости... За отцом вслед погиб и мой брат Александр-царевич: по повелению того же Помпея ему отрубили голову... О, Иегова! Ты видел эту прекрасную голову не на блюде, как голову его убийцы, а в прахе, под ногою палача...
Цезарь незаметно вздрогнул. Он вспомнил голову Великого Помпея на блюде... Что ждет его самого?
— Голова за голову — таков суд Иеговы, — продолжал Антигон, нервно утирая слезы. — И что же? Мы, цари Иудеи, потомки славных Маккавеев, изгнанники! Нас, как бродяг, как нищих, великодушно принял Птоломей, владетель Халкиды... И вот я перед тобой, великий Цезарь, я — жалкий проситель за себя, за мать свою, за братьев, за сестер... А тот, который из лести подвязывал ремни у сандалий Помпея, тот, который...
Антипатр не выдержал. В нем заговорила идумейская кровь. Ирод тоже схватился под плащом за свой дамасский меч. Но отец предупредил его. Несмотря на присутствие Цезаря, он заметался, как тигр, и стал срывать с себя одежду.
— Смотри! — захрипел он злобно, показывая на свои раны. — Чтобы доказать мою верность великому Цезарю, я не буду прибегать к словам, если я даже буду молчать, мое тело слишком громко говорит за меня.
Он стоял страшный, обнаженный до пояса. Все мускулистое смуглое тело его было в рубцах. Иные раны были свежеперевязанные.
— Смотри, — продолжал он, — это раны свежие, которые еще не затянулись... Их обмывали воды в тот день, когда великий Цезарь вводил Клеопатру во дворец ее предков. Из этих ран еще сочилась свежая кровь, когда из Нила вынули мертвое тело Птоломея, противника великого Цезаря. А кто загнал его в Нил? Вот этот идумейский меч, который иззубрен о доспехи египтян. А ты что делал в это время?
— Но у меня не было войска, — отвечал Антигон, — оно оставалось в Иерусалиме, у моего дяди, у первосвященника Гиркана.
— Да! — возразил Антипатр. — Но дядя не прислал этого войска племяннику, Гиркан доверил его мне, идумею, а не потомку Маккавеев. Мало того, он, через меня, писал египетским евреям, чтобы они приняли сторону Цезаря, а не сторону Птоломея.
— Вот его письмо, — сказал Ирод, показывая сверток. — Повелитель! — обратился он к Цезарю. — Позволь мне к словам моего отца присоединить и мое слово. Когда мы вместе с этим человеком, — он указал на Антигона, — учились в Риме эллинской и римской мудрости и однажды спускались с высоты Капитолия на Форум, этот человек, остановившись перед изображением волчицы, кормящей Ромула и Рема, сказал: «Вот Рим, детище волчицы, в каждом римлянине течет кровь волка, и оттого ненасытный Рим жаждет пожрать Вселенную; теперь Цезарь пожирает Галлию и Британию, Серторий — Иберию, Помпеи — Сирию; они пожрали Грецию, скоро пожрут Египет. Но Иегова не допустит их пожрать Иудею с народом избранным: ему уготовано владычество над миром, а мы, Маккавеи, посланники Иеговы. Как Иисус Навин остановил солнце, так мы остановим римских орлов — ни шагу далее». Вот его слова, великий Цезарь.