Ирония фарта
Шрифт:
Суета российского аэропорта, досмотр, контроль — все это показалось Натали лишь одним мгновением, прожитым дома. Конечно, до дома нужно было добираться на другой конец города. И, кажется, метро еще не работало. Натали сидела на скамейке в зале прилетов. Трудно сказать, что она испытывала в тот момент. То, чего она так боялась, не случилось — дядя Рудольф не смог ее остановить и вообще был сейчас достаточно далеко для того, чтобы Натали чувствовала себя совершенно спокойно.
Но другое обстоятельство — и о нем Натали подумала только сейчас — делало ее пребывание дома
Натали встала и медленно поплелась в поисках места, где можно было бы перекусить.
— На сытый желудок, может, как-нибудь полегче будет соображаться, — заключила она. — Сейчас нужны силы.
Натали на ходу переложила в карман двести рублей и, увидев рядом кафе, зашла за его стеклянную дверь.
— Сразу понятно, что я в России, — заметила про себя Натали, поняв, что кофе и гамбургеры здесь пахнут несколько иначе, чем там, хотя стоят ничуть не дешевле. Пожалуй, это было в первый и в последний раз, когда Натали пожалела, что она не в Америке. Да и пожалела — это слишком громко сказано. Взяв чашечку кофе и сосиску в тесте, сев за столик, она с удовольствием и аппетитом это поглотила. Потом на последние деньги взяла еще чашечку, села, достала плеер и долго, без спешки, наслаждалась остывшим кофе, слушая музыку.
— Если и идти в милицию, то здесь и сейчас, — приказала Натали сама себе. Уходить из кафе не хотелось, клонило в сон, но окружающее спокойствие было лишь иллюзией, и Натали отлично это понимала.
Я была предоставлена сама себе. Многие бы на моем месте пустились во все тяжкие. А мне хотелось просто жить. Пусть будет трудно, но от того будет интереснее. И мне надо было сделать все, чтобы обезопасить себя от дяди Рудольфа. Нужно было дать ему понять, что у нас разные дороги. По правде, мне вообще не хотелось его видеть и вспоминать о нем.
— Скажите, а где здесь милиция? — спросила Натали у официантки, забиравшей у нее чашку из-под кофе и протиравшей столик. Вопрос был вообще-то нелепым, потому что милиция в аэропорту была повсюду: у входа, выхода, у кафе, в зале.
— Вон там, — официантка указала рукой на проход в соседний зал. — Пройдешь, а там увидишь сама.
— Спасибо, — сказала Натали и, пройдя в указанном направлении, наткнулась на пост милиции.
Она робко постучалась в дверь, затем чуть сильнее и, услышав из-за двери смех, открыла ее.
— Ну, смотри, какая красотуля к тебе идет, — сказал один милиционер другому и, присмотревшись к Натали, заметил. — Ух, а тебя неплохо разукрасили.
— Куда уж лучше, — буркнула Натали.
— Ну, садись, рассказывай, кто тебя и за что, — произнес, поднимаясь из полу лежачего положения второй милиционер.
Через десять минут они уже знали в общих чертах историю Натали, как погибли ее родители, как опекуном стали дядя и тетя, как они увезли ее
— Ну, то, что тебя он пытался изнасиловать — это не факт, — сказал веселый милиционер, тот самый, что назвал Натали красотулей.
— Почему не факт?
— Потому что, девочка, если бы он тебя изнасиловал, то мы бы так и написали, и это можно было бы подтвердить.
— Да, — добавил второй милиционер. — Мало ли что тебе там померещилось.
— Не померещилось мне, — смутилась Натали. — Вам самим бы такое померещилось!
— Ну, ну, давай без этого, — более общительным оказался веселый милиционер, его напарник предпочитал молча слушать. — Без подробностей.
Натали притихла.
— Так что мне делать?
— В смысле?
— А если он прилетит сейчас за мной и заберет меня обратно?
— А вроде смышленая такая, из Америки сбежала, — милиционер сунул ей лист бумаги и ручку. — Заявление пиши, вот тебе образец.
— И что писать?
— Что, что, — милиционер первый раз за всю беседу выругался. — Про избиение пиши. Напишешь, снимем побои, и гуляй, дадим ход делу. Только ты понимаешь, что тебе нужно будет выбирать — тебе восемнадцати-то нет.
О чем он говорит, Натали не поняла. Милиционер снова выругался и объяснил подробно и доходчиво.
— Ты, — начал он, — несовершеннолетняя. Твои опекуны в Америке. Допустим, их лишают права опеки. Но ты отправишься в детдом. Тут уж либо одно, либо другое.
Тогда я осознала, что меня ждет. Но лучше уж так, чем возвращаться туда, к дяде и жить страхом. Если он такое делал со мной, то сделал бы это и в дальнейшем. Я особо не раздумывала. Хотя в детдом мне тоже не хотелось. Но что-то внутри подсказывало мне, что я все делаю правильно. Может, это был он, тот, кто всегда со мной.
Натали пододвинула к себе лист бумаги и принялась писать. Она всегда была краткой, но точной. Про попытку изнасилования она упоминать не стала, мысленно согласившись в этом с милиционером, изложила лишь про избиение, про плохое к ней отношение, про невозможность полноценно учиться.
— Что-то много ты понаписала, — милиционер покачал головой.
— Переписать? — спросила Натали.
— Нет, нет, зачем, сойдет. Кстати, где ты живешь?
Натали назвала адрес.
— И сейчас едешь туда?
— Не сбежишь?
— Куда? — Натали посмотрела на милиционера в упор.
— А кто тебя знает, познакомишься с каким-нибудь парнем, да пустишься во все тяжкие, или с друзьями, или уедешь куда-нибудь…
— Ага, в Америку, к родственничкам, — оборвала его Натали. — Никуда я не денусь.
— Ладно, поверим тебе, но смотри, если по адресу тебя не найдут, то будут неприятности и тебе, и нам. Присмотреть за тобой есть кому?
— Есть, соседка.
— Понятно, — сказал милиционер, а сам посмотрел на Натали крайне недоверчиво. — Сейчас вызовем тебе скорую, съездишь в больницу, снимешь побои, лягушка-путешественница.