Ирония и ее роль в жизни языка: учебное пособие

Ермакова Ольга

На основе неистинности утверждения проводились аналогии также между ложью и одним из тропов, наиболее близких к иронии, – метафорой.

Так, Д. Дэвидсон пишет: «А сейчас я собираюсь поднять, в некотором смысле платоновский вопрос: сравнение метафоры с сознательной ложью… Аналогия между метафорой и говорением лжи лишь подкрепляется тем, что одно и то же предложение с неизменным значением может быть использовано в обоих случаях.

Так, женщина, которая верит в ведьм, но не считает, что ее соседка – ведьма, могла бы сказать: “Она ведьма”, использовав это выражение метафорически; эта же самая женщина, по-прежнему думающая то же самое о ведьмах и о своей соседке, но стремясь

обмануть, могла бы употребить те же самые слова для достижения другого результата. Поскольку значение предложения в обоих случаях одно и то же, порой бывает трудно установить, какое намерение лежало в основе произнесения высказывания» (Д. Дэвидсон 1990, с. 186–187).

Аналогия между иронией и ложью также может быть проиллюстрирована разным толкованием одного и того же высказывания.

Приведу один пример.

В романе Ч. Диккенса «Холодный дом» одного из героев, бессовестного и расчетливого эгоиста, его друг, по своему добросердечию, характеризует как неопытного ребенка, непрактичного и наивного, хотя тот нагло воспользовался чужими деньгами, вынудил совсем небогатых молодых людей заплатить за него долг.

– Ну и голова у меня на течах, – продолжал мистер Джарндис. – Да вся эта история с начала и до конца показывает, что он ребенок. Только ребенок мог выбрать вас двоих и впутать в это дело. Только ребенок мог предположить, что у вас есть деньги! Задолжай он целую тысячу фунтов, произошло бы то же самое! – говорил мистер Джарндис, и лицо его пылало (перевод М.И. Кондратьевой).

В этом случае могут быть три варианта толкования:

1. Мистер Джарндис искренен: ребенок – это метафора.

2. Мистер Джарндис иронизирует – это ироническая метафора.

3. Мистер Джарндис неискренен, он так не думает (он либо подстраивается под мнение других, либо еще почему-то говорит то, что не думает) – это ложь.

Буквальное понимание слова ребенок может быть в другой ситуации: если мистер Джарндис выясняет, кто мог воспользоваться деньгами молодых людей, взрослый или ребенок. Важно отметить: в третьем случае мистер Джарндис хочет, чтобы поверили в его искренность, а во втором, чтобы поверили в неискренность.

По поводу метафорических суждений Д. Дэвидсон справедливо заметил: «Ложность большинства метафорических выражений очевидна. Абсурдность или противоречие в метафорическом предложении страхует нас от его буквального восприятия и заставляет понять его как метафору» (Д. Дэвидсон 1990, с. 186).

Замечу только, что это в полной мере относится к метафорам, как бы переводящим характеризуемого субъекта в другой таксономический класс: Он (Петров, Иванов и т. п.) – змея (свинья и т. п.). Другое дело, когда и субъект и метафора относятся к одному таксономическому классу. Ср.: Он дипломат (по характеру), монах (о светском человеке, ведущем аскетический образ жизни) и т. п.

Ирония и ложь.

Не раз высказывалось мнение, что ирония – это особый вид лжи: ведь говорящий утверждает прямо противоположное тому, что думает, следовательно, говорит неправду. Ср., например, определение иронии Дж. Вико: «Ложь в маске истины» (Вико, 1940, с. 149). С. Kerbrat-Orecchioni считает, что без опоры на надежную гипотезу трудно описать отличия иронии от лжи (Kerbrat-Orecchioni 2004, с. 117). Очевидно, это так. Можно попы-таться установить лишь некоторые отличия этих явлений, исходя

из целей иронии и лжи. В каких случаях и для чего человек лжет? Ответов на этот вопрос может быть много, потому что ложь, как и ирония, имеет весьма разнообразное проявление. Поэтому попробуем сузить сферу сопоставления, ограничившись только выражением оценки. Ложь всегда совершается с какой-то корыстной целью (если не считать случаев, когда человек лжет по привычке всегда говорить неправду), даже если это не сулит ему видимых благ, даже если это притворство из нежелания обидеть другого и т. п.

И в случае ложной похвалы, и в случае ложного осуждения говорящий неправду хочет, чтобы его ложь принимали за истину.

Ирония, независимо от того, будет ли она явной или неявной, рассчитана на понимание истинного смысла, истинной оценки объекта, если не самой жертвой, то кем-то другим. Без этого ироническое высказывание бессмысленно. Ср. что пишет по этому поводу А.Ф. Лосев: «Ирония в отличие от обмана не просто скрывает истину, но и выражает ее… Сущность иронии заключается в том, что я, говоря “да”, не скрываю своего “нет”, а именно выражаю, выявляю его» (Лосев 1966, с. 73).

Цель, к которой стремится лжец, находится вне его высказывания, его ложной оценки. Цель иронии в самой ложной, притворной оценке, в насмешке, которую говорящий, несмотря на ее скрытый характер, обязательно обнаруживает.

Таким образом, различие между иронией и ложью заключается прежде всего в коммуникативном намерении говорящего. Кроме того, ложь всегда способ достижения цели, лежащей за пределами высказывания, в то время как ироническое высказывание ~ самоцель (выражение отношения к объекту иронии).

Оговоримся, однако, что отнюдь не все случаи иронии сопоставимы с ложью. Не находит аналогии с говорением неправды ирония, содержащая сомнение в совершенно очевидном факте: Кажется, начинается дождь (если это говорят люди, попавшие под ливень).

В то же время, в этой же ситуации, высказывание Какая чудная погода может допускать разные толкования:

1. Говорящий иронизирует и, конечно, не предполагает, что его поймут буквально. Здесь может быть элемент насмешки над неким лицом, которое, скажем, утверждало, что будет ясная солнечная («отличная») погода и дождя не ожидается, или это просто привычная для говорящего реакция на неприятную ситуация (склонность иронизировать, а не откровенно возмущаться).

2. По каким-то скрытым причинам говорящий притворяется, что погода ему нравится. Ложь, естественно, относится не к искажению ситуации, а к ее оценке.

3. Говорящий не притворяется: ливень ему приятен после изнуряющей жары.

В третьем случае нет ни лжи, ни иронии, и он нас не интересует. В первом случае цель – в самом высказывании, и вполне очевидно, что это – насмешка, может быть не вполне ясен только ее объект (но и это не обязательно).

Во втором случае и причина и цель высказывания находятся за пределами текста.

Ирония и шутка.

Иронию часто относят к речевым жанрам юмора и ставят в один ряд с шуткой и анекдотом (ср., например, Чубарян 1994, Шурина 1997), или к формам комического наряду с пародией, сатирой (Пивоев 2000, с. 35–37 и многие другие).

Известно, что анекдот имеет целый ряд специфических признаков – и семантических и структурных (см. Карасик 1997; Дементьев, Седов 1998; Седов 1998; Шмелева, Шмелев 2002).

С иронией анекдот соприкасается лишь тогда, когда анекдот включает в себя иронические высказывания, что бывает далеко не всегда, но бывает. Ср. некоторые анекдоты о Штирлице.