Исаак Лакедем
Шрифт:
— Отправляйтесь против этих трех сотен безумцев и приведите мне их живыми.
К Леониду прибежал дозорный с криком:
— Царь! Идут мидяне! Они уже рядом с нами!
— Ошибаешься, — отвечал Леонид. — Это мы рядом с ними!
— Их так много, что их стрелы затмят солнце.
— Тем лучше, — заметил один из спартанцев, Диенек. — Будем сражаться в тени.
Тогда Леонид приказал не ожидать воинов Ксеркса в укреплениях, а выйти на открытое место и наступать на них!
И было их всего триста. Правда, и против них шло лишь двадцать тысяч мидян и киссиев.
Через час битвы все двадцать тысяч ратников Ксеркса обратились в бегство!
На
Так их звали потому, что бреши в их цепочках тотчас заполнялись добровольцами-смельчаками из других отрядов.
Предводительствовал ими Гидарн.
Но после упорного сражения были оттеснены и они.
О Спарта, Спарта, как правы те, кто утверждал, что лучшие твои стены — грудь твоих воинов!
На следующий день сражение началось снова.
И снова персов разбили.
Настала ночь. Ксеркс сидел в своем шатре, подперев рукой щеку; он уже терял надежду прорваться сквозь ущелье и спрашивал себя, не лучше ли было бы отказаться от похода.
Он вспоминал, что, будучи в Вавилоне, куда отправился повидать гробницу царя Бела, он повелел вскрыть царскую усыпальницу и обнаружил два саркофага: один — с останками, а другой — пустой. И на дне пустого лежала табличка с надписью: «Здесь будет жребий того, кто меня откроет».
После двух подобных поражений не настало ли время похоронить свою удачу под могильной плитой рядом с телом вавилонского правителя?
Тут в царский шатер вошел Гидарн и привел изменника. Того звали Эфиальт.
Если сохранять имена смельчаков — наш святой долг, то помнить имена предателей следует для восстановления справедливости. Истории мало быть благоговейной, она должна быть справедливой.
Недаром одна из богинь Греции звалась Немесидой, что значит «мстительница».
Эфиальт сообщил об обходной тропе, ведущей по горе Анопее к лагерю Леонида.
Гидарн и десять тысяч «бессмертных» тотчас поспешили туда, взяв изменника проводником.
Густая тень дубов, росших на горных склонах, и тьма ночи скрыла нападавших от дозорных фокийцев.
Схватка была короткой. Защитники некоторое время сопротивлялись, ведь они сражались всего лишь один против десяти. Но с них и нельзя было спрашивать большего, они не были ни спартанцами, ни даже лакедемонянами.
Леонид услышал звуки битвы, разгоравшейся у него над головой, затем прибежали дозорные и доложили, что защитники прохода смяты.
Тотчас же он собрал предводителей своих союзников. Все считали, что нужно отступить и защищать Коринфский перешеек.
Но Леонид покачал головой:
— Здесь Спарта повелела нам умереть, здесь мы и умрем. Вы же сохраните себя и ваших воинов для лучших времен!
Они желали остаться. Тогда Леонид заговорил от имени Греции, и пелопоннесцы, локры и фокийцы уступили.
Но феспийцы и фиванцы объявили, что не покинут Леонида.
Пелопоннесцев было три тысячи сто, локров — тысяча триста, фокийцев — тысяча.
А значит, отступили пять тысяч четыреста человек, остались же две тысячи сто. Отступавшие успели проскочить через Фроний прежде, нежели отряд «бессмертных» смог перерезать им путь.
Вечером Леониду доложили, что Гидарн уже в селении Альпен и на следующее утро выступит с тыла, в то время как Ксеркс ударит в лоб.
— Тогда, — ответил Леонид, — незачем ждать утра.
— Что же нам делать? — спросил его брат.
— Ночью мы нападем на шатер Ксеркса и убьем его или погибнем посреди его войска…
Трапеза была очень легкой, ибо еду уже никто не мог доставить в стан защитников, о чем и сообщили Леониду.
— Это не в счет, — отозвался он. — Этой ночью мы отужинаем у Плутона! Обернувшись, он заметил двух спартанцев, юных, прекрасных, к тому же его родственников.
Один что-то тихо шептал другому: наверное, поверял свои сердечные тайны, что часто делают воины перед смертью.
Леонид подозвал их и вручил первому письмо к своей жене, а второму — тайное поручение к старейшинам Лакедемона.
Оба улыбнулись уловке, скрывающей нежную жалость родича.
— Мы не гонцы, а воины! — ответили они и отправились занять место, отведенное им в строю.
Под покровом ночи Леонид бесшумно покидает укрепленный лагерь и во главе своего маленького войска бегом устремляется на врага. Смельчаки опрокидывают передовые дозоры и, как железный клин, вонзаются в персидские порядки ранее, чем противник успевает взяться за оружие. Шатер Ксеркса уже во власти спартанцев, но царь царей, как он сам себя именует, успел спастись бегством! Изорвав в клочья его шатер, спартанцы, лакедемоняне, феспийцы и фиванцы, испуская устрашающие крики, рассеиваются по всему лагерю, нанося удары направо и налево и сея страх и смятение. В стане Ксеркса разносится слух, что десять тысяч «бессмертных» опрокинуты в пропасть вместе с Гидарном, что к спартанцам подошло подкрепление. Они потому и осмелились пойти вперед, что вся греческая армия уже готова войти в этот прорыв и дать настоящий бой!
Если бы персы могли бежать, они были бы обречены, но куда бежать? Ночью, не зная дороги, имея слева море, справа трахинские скалы, позади — фессалийские ущелья, они смогли противопоставить погибели лишь неподвижное стояние огромного скопища людей, — и их убивали всю ночь.
Но настал день, и первые же лучи солнца выдали малочисленность нападавших. Тогда вся громада персидского войска обступила их, чтобы, как разверстая бездна, поглотить оставшихся в живых воинов Леонида.
Но тем не менее схватка была жестокой как никогда. Леонид пал мертвым! Соблазнительная честь завладеть его останками и доблестное рвение отстоять тело своего предводителя подвигла и нападавших, и защищавшихся удвоить ярость боя; в итоге два брата Ксеркса, много персидских военачальников, двести спартанцев, четыреста лакедемонян, столько же феспийцев и двести фиванцев были принесены ради него в жертву во время этой чудовищной гекатомбы. Жертва, достойная героя! Наконец в высшем напряжении сил, отбросив врагов, греки остаются хранителями тела своего вождя, в полном порядке отступают, выдержав четыре наступления персов, оставляя в каждом убитых, но все же не расстраивая рядов. Они переходят Феникс, но останавливаются у стен своих укреплений и держатся там, пока десять тысяч «бессмертных» во главе с Гидарном не обрушиваются на них с тыла.
Погибли все.
Лишь трое уцелели совершенно случайно. Один — почти ослепнув, — остался около селения Альпен. Узнав, что туда вошли воины Гидарна, он велел своему рабу подвести себя близко к «бессмертным», взял меч и щит и, бросившись в гущу врагов, пал, пронзенный их клинками… Двое Других, не зная, что сражение вот-вот произойдет, отлучались с поручениями своего предводителя; по возвращении их заподозрили в том, что они нарочно не успели к решающей схватке. Тогда один убил себя сам, а другой искал и нашел свою смерть в битве при Платеях.