Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2
Шрифт:
Религия удовлетворяет фундаментальную человеческую потребность в утешении. Культ дает утешение, вокруг него формируется смысловое поле. Это смысловое поле обрастает совокупностью артефактов, которая и является культурой. Есть культура — есть жизнь.
Что произошло с проектом «Модерн»? Была сделана очень убедительная поначалу заявка на светскую культуру, культуру без культа. А если еще точнее, то на замену в культе Бога — человеком. Это-то и называется — классический гуманизм. Тот самый гуманизм, который на наших глазах капитулирует перед тотальной дегуманизацией мира, превращаясь в умильно-беспомощное ретро.
Но это он сейчас капитулирует. А два-три столетия назад? Мощные всходы светской культуры, опирающейся на классический гуманизм, поражали и восхищали современников, которым казалось,
Но вскоре стало совсем уж очевидно, что это не так. Что светская культура, являющаяся основой проекта «Модерн», надорвалась. В общем-то, стало ясно и то, почему она надорвалась. Заменить Бога человеком можно лишь в той мере, в какой слово «человек» можно написать с большой буквы. Бога можно заменить Человеком. Заменить Бога человеком — нельзя. Гуманисты, ошеломленные триумфом откровенно антигуманистического фашизма, пытались осмыслить, что произошло. И натыкались сходу именно на это очевидное обстоятельство.
Экзюпери писал в повести «Военный летчик»: «Моя духовная культура стремилась положить в основу человеческих отношений культ Человека, стоящего выше отдельной личности… Веками моя духовная культура сквозь людей созерцала Бога. Человек был создан по образу и подобию божию. И в человеке почитали Бога… Моя духовная культура — наследница христианских ценностей… Моя духовная культура, наследуя Богу, основала равенство людей в Человеке… Моя духовная культура, наследуя Богу, создала уважение к Человеку… Моя духовная культура, наследуя Богу, основала братство людей в Человеке… Моя духовная культура, наследуя Богу, превратила любовь к ближнему в дар Человеку… Гуманизм избрал своей исключительной миссией объяснить и упрочить превосходство Человека над личностью. Гуманизм проповедовал Человек»… О соборе нельзя сказать ничего существенного, если говорить только о камнях. О Человеке нельзя сказать ничего существенного, если пытаться определить его только свойствами людей… Поэтому Гуманизм заведомо шел по пути, который заводил его в тупик… И понемногу мы растеряли наше наследие… Мы потеряли Человека… Я больше не удивляюсь тому, что груда камней, которая давит своей тяжестью, одержала победу над камнями, в беспорядке разбросанными по полю. Я все-таки я сильнее ее… Я сильнее ее, если вновь обрету себя. Если наш Гуманизм восстановит Человека… Я сильнее ее, потому что дерево сильнее веществ, составляющих почву… Собор сияет ярче, чем груда камней… Я неотделим от духовной культуры, избравшей своим краеугольным камнем Человека… Я буду сражаться за Человека. Против его врагов. Но также и против самого себя».
Культ Человека восстановить не удалось. Где-то рядом с мечтавшим об этом восстановлении Экзюпери состоялся и рухнул новый гуманизм, с его культом Нового Человека. И классическому гуманизму, и гуманизму новому одинаково не хватило метафизичности. Проект «Модерн» и Красный проект рухнули потому, что ни там, ни там не было нового метафизического источника. А как без такого источника создашь этот самый культ Человека?
Понятно, как хотели его создать так называемые богостроители, утверждавшие, что Человек — это становящийся, формирующийся Бог. Мол, Бога нет, но он будет, и имя этому будущему Богу — Человек. Будущий Бог богостроителей должен был совершать все, что надлежит совершать Богу. Воскрешать из мертвых, творить миры, преодолевать энтропийное и иные оскудения Творения. Но этот будущий Бог богостроителей был осужден уже Лениным. Сталин постарался стереть все следы чего-то подобного в Красном проекте, по возможности освободив этот проект от всяческой метафизичности.
Ну, и откуда тогда возьмется Новый Человек, разговор о котором каким-то чудом сохранился в лоне деметафизированной советской философии и культурологии? Что этот человек, что человек Модерна… Откуда без метафизики появиться этой самой большой букве? А вот в том, что без большой буквы все умирает, Экзюпери был полностью прав. И не он один это понимал.
Последние надежды на большую букву были связаны с СССР и Красным проектом. Как только данное начинание умерло де-факто (а умерло оно де-факто уже в 70-е годы XX века), проект «Модерн», оставшись в гордом одиночестве, был вынужден возвращаться к обычному религиозному утешению. Что и стало «ноу-хау» так называемых неоконсерваторов. Но каждый шаг на пути такого возвращения уничтожал Модерн. Поэтому шаги делались крайне робкие. В итоге и неоконсерваторы выродились. Их подвиги в эпоху Буша-младшего доказали полную бесперспективность попыток соединить Модерн с игрой в классическое религиозное утешение.
Все еще величественное здание Модерна рушится полным ходом. Это обрушение обнажает еще более глубокую и больную проблематику, которая и в традиционном-то обществе давала о себе знать. А уж теперь… Наука, занятая только поисками истины… Отделение этих поисков от поиска прекрасного, которым занята сфера эстетического… И поисков справедливого, которым занята сфера этического…
Эстетическое, отчужденное от культа (как культа Бога, так и культа Человека), превратилось в постмодернистский гной. Этическое, не имея утешения, стало похоже на подлинные страсти по справедливости не больше, чем мумия на живого человека. Осталась наука… Вот она-то, занимаясь только истиной, угробит человека, а, возможно, и не только его. Причем достаточно быстро.
Сверхмодерн предполагает, что наука достроит себя до метафизики и в этом новом качестве откажется от узкой гносеологической функции («знать ничего не знаю про Зло, Добро, врагов, друзей — ищу истину, а там хоть трава не расти!»). Враг Творчества — Танатос. Враг науки, вооруженной метафизикой творческого огня, — энтропия. И то, что эту энтропию расширенно воспроизводит. Я предлагаю требовательному читателю поинтересоваться корнями веры в Человека, о необходимости которой с трогательной беспомощностью возвещает Экзюпери.
«Основа всякой культуры прежде всего — в самом человеке. Прежде всего это — присущая человеку слепая, неодолимая жажда тепла. А затем, ошибаясь снова и снова, человек находит дорогу к огню… (Эссе «Письмо заложника»).
«Я приду к огню, как слепой, которого ведут его ладони. Он не смог бы описать огонь, а все-таки он его нашел… Теперь мне понятнее образ слепца, идущего к огню. Если слепой идет к огню, — значит у него родилась потребность в огне. Огонь уже управляет им. Если слепой ищет огонь, — значит, он уже нашел его» («Военный летчик»).
Не кажется ли тебе, требовательный читатель, что эти строки и все, что я предложил твоему вниманию ранее — от Леонида Андреева и Горького до Назыма Хикмета и булгаковского Сталина — является метафизически однокоренным? Ученик иезуитов Сент-Экзюпери изучает иезуита Тейяра де Шардена… Что? Он еще изучает Паскаля, знаменитого своей борьбой с иезуитами, и Бергсона? Так я же не хочу, читатель, сводить это «однокоренное» к иезуитскому началу. Я не о религиозных Орденах, я о метафизиках говорю. Разные метафизики могли существовать в пределах одного Ордена.
Экзюпери был всю жизнь прикован к теме Тьмы, к философскому осмыслению этой Тьмы. Свой «Ночной полет» он прямо называл «исследованием Тьмы». Это исследование для Экзюпери является жизненной сверхзадачей, а не темой одного из художественных произведений. Он сам говорит об этом в своем автобиографическом эссе «Воспоминание о некоторых книгах». Эти «Воспоминания…» автор начинает с описания книг, прочитанных им в детстве. В частности, его потрясла книга Жюля Верна «Черная Индия», действие которой разворачивается в подземных галереях, куда никогда не проникает свет. По словам Экзюпери, возможно, таинственная атмосфера этой книги «лежала у истоков моего «Ночного полета», который тоже есть ни что иное, как исследование Тьмы»: «Ведь признайся я, что повсюду вожу с собой труды Паскаля, Декарта, современных философов, математиков и биологов (подчеркнуто мною — С.К.) — это покажется претенциозным, бьющим на эффект».