Шрифт:
Часть 73
5 марта 1918 года, час пополудни, Одесса, Приморская улица, примерно в километре от Воронцовского дворца, бывшей резиденции генерал-губернатора, а ныне Центрального исполнительного комитета Одесской Советской Республики
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Недоделки в мире восемнадцатого года я начал исправлять с пропущенного мною при прошлом заходе бывшего подполковника русской армии Михаила Муравьёва. Тогда времени было в обрез, так что до этого персонажа у нас просто не дошли руки, и теперь предстоит исправить эту недоработку. За месяц с небольшим, когда этот сорвавшийся с цепи авантюрист находился вне нашего контроля, ему удалось развернуться по полной программе. Его бандиты предали потоку и разорению Кременчуг, Екатеринослав (Днепропетровск), Кривой Рог, Елисаветрад (Кировоград), Николаев
Одесса, кстати, была Муравьёву местом хорошо знакомым. Как доложила энергооболочка, он с июля пятнадцатого года и по май семнадцатого, после тяжелого ранения в боях в окрестностях Кракова и излечения в госпитале, проходил службу ротным командиром во второй Одесской школе подготовки прапорщиков пехоты. Далее, на первом съезде фронтовиков Юго-Западного фронта (г. Каменец-Подольский) Муравьёв выступил с предложением создавать в русской армии особые добровольческие ударные части. Временное правительство эту инициативу заметило и перевело ее автора в Петроград. Там этот деятель возглавил оргбюро Всероссийского центрального комитета для вербовки волонтёров в ударные части, одновременно занимая должность председателя Центрального исполкома по формированию революционной армии из добровольцев тыла для продолжения войны с Германией. На этом поприще Муравьёву удалось сформировать до ста «батальонов смерти» и несколько женских ударных батальонов. Эта деятельность была высоко оценена мосье Керенским: он назначил перспективного кадра начальником охраны Временного правительства и произвел его в подполковники.
Но, едва дело для главноуговаривающего и компании запахло жареным, неугомонный авантюрист разорвал дальнейшие отношения с Временным правительством и примкнул к левым эсерам, готовившимся брать власть в союзе с большевиками. Впрочем, формально в партию левых эсеров он так и не вступил, партийной дисциплине не подчинялся, и все свои дальнейшие выкрутасы производил исключительно по собственному желанию. Сразу после Октябрьской революции он обратился к Ленину и Свердлову с предложением своих услуг, и те назначили его уполномоченным по борьбе с погромом винных лавок. Еще через два дня Муравьёв стал членом штаба Петроградского Военно-Революционного Комитета, а потом каждый следующий день получал все более высокие должности. С двадцать восьмого октября (здесь и далее – по старому стилю) он становится начальником обороны Петрограда, двадцать девятого октября назначен главнокомандующим войсками Петроградского военного округа, с тридцатого октября командовал войсками, действовавшими против войск Керенского – Краснова.
Закончилась эта карьера так же неожиданно, как и началась. Уже восьмого ноября Муравьёв сложил свои полномочия в связи с тем, что партия левых эсеров отозвала своих представителей из органов власти, что было вызвано отказом Ленина от формирования однородного социалистического правительства.
Впрочем, гениальный авантюрист оставался в забвении всего-то чуть меньше месяца. Когда на Дону пышным цветом зацвела махровая Калединщина, Совет Народных Комиссаров РСФСР образовал Южный революционный фронт по борьбе с контрреволюцией и назначил его главнокомандующим левого эсера Антонова-Овсеенко, а уже тот подтянул Михаила Муравьёва на должность своего начальника штаба. Когда советские войска вступили в Харьков, где была провозглашена Украинская Советская Республика, Антонов-Овсеенко выделил Украину в отдельное направление, командовать которым назначил своего начальника штаба. А дальше началось такое, что Джеку-Потрошителю оставалось лишь нервно курить за сараем. При взятии Полтавы шестого января Муравьёв приказал без суда расстрелять девяносто восемь офицеров и юнкеров эвакуированного туда в пятнадцатом году Виленского юнкерского училища.
Далее Муравьёв должен был двигаться на Киев, где в Основном Потоке он оторвался по полной программе, при почти полном отсутствии сопротивления уничтожив несколько тысяч «классовых врагов». Но в этом мире Киев еще третьего января взяла дивизия генерала Неверовского, установив там самые правильные революционные порядки, из-за чего Муравьёв двинулся на Кременчуг, где его и застало известие о покушении на Ленина и окончательном разрыве альянса левых эсеров и большевиков. Впрочем, его, как и Антонова-Овсеенко, и раньше пытались отозвать в Петроград для разборок в стиле «кто есть кто», но, видимо, этот авантюрист своим звериным чутьем понял, что ничем хорошим это для него не кончится, и закусил удила. Далее был месяц зигзагообразных метаний по Южной Украине, наполненный безудержными грабежами и бессудными расстрелами, и закончился тот кровавый
И тут же случился безудержный грабеж местных буржуазных элементов, куда же без него. Сначала – контрибуция в десять миллионов рублей, а когда собрать удалось только два миллиона, то последовало всеобщее изъятие ценностей и денежных средств, даже если предназначались на выплату зарплаты рабочим. Единственное положительное отличие от Основного Потока заключается только в том, что к данному моменту Муравьёв полностью оторвался от центральных властей в Петрограде, проклиная их во все корки, а это значит, что его грязные похождения уже не пачкают светлый облик Советской власти.
Дальше на запад от Одесской республики имеет место Румынское королевство, под натиском австро-венгров и болгар потерявшее две трети собственных территорий, но не утратившее аппетита к чужим землям. В настоящий момент потомки цыган, то есть римлян, заключили перемирие с Центральными державами, вполне, как им казалось, удачно прикарманили Бессарабию, а теперь им хотелось Одессы. Муравьёв с цыганами воевал, и довольно успешно, нанеся им несколько поражений и выбив за линию Днестра. Австро-венгры в этом мире на российскую территорию не лезут, поэтому господин авантюрист-бонапартист гонял прирожденных конокрадов по Бессарабии как хотел. Румынская армия оказалась настолько никчемной, что ее смогло драть и в хвост и в гриву полубандитское формирование численностью в несколько тысяч штыков. Вопрос у муравьёвских башибузуков уже было встал о Кишиневе, и тамошняя буржуазия по этому поводу уже пребывала в превеликой панике.
Но второго марта, неожиданно для всех сторонних наблюдателей, дивизия Неверовского сеялась с позиций в Киеве, передав их полностью сформированному корпусу Красной гвардии под командованием прапорщика Силы Мищенко. А потом герои Бородина сели в эшелоны, и в сопровождении уполномоченных от центральных петроградских властей двинулись в южном направлении, на Одессу. По ходу движения части моей армии ликвидировали на станциях и городках вдоль железнодорожного пути бандитов разной степени отмороженности, осевших там в послереволюционное время, после чего товарищи из Центра имели возможность установить в тех местах самую правильную советскую власть. В дальнейшем, по прибытии на театр военных действий, это соединение должно развернуться фронтом на запад против Румынии. На данный момент я просто не знаю, выгоню ли я много понимающих о себе мамалыжников за линию Прута, и на том закончу разбор полетов, или полностью ликвидирую их никчемное цыганское государство.
Пока Неверовский по железной дороге двигался на юг, в мире сорок первого года в освобожденной Белостокской зоне формировалось еще одно соединение, командиром которого я назначил героя обороны Брестской крепости майора Гаврилова. Соединение формата бригада-дивизия является потолком этого человека как по харизме, так и по тактическим талантам. Бойцы и командный состав в этом соединении обкатаны не только несколькими первыми днями войны, но и достаточно упорным и вязким сражением за белостокскую освобожденную зону. Оно, это сражение, идет своим чередом, но, кажется, основной накал боев уже спал. Германское командование сгоряча укусило моего ядовитого железного ежика широко открытым ртом, будто это было мягкое соединение РККА с низкой боеготовностью, и теперь от изумления не может вымолвить и слова. Потери зашкаливают, а результат откровенно нулевой. Никакого сравнения с ситуацией месячной давности, когда красноармейцы-окруженцы мелкими группами бродили по лесам голодные, почти без патронов и без связи с командованием, а доблестные дойче зольдатены охотились на них как на кроликов.
Сейчас ничего подобного нет и в помине. Составные части моей армии хорошо вооружены, снабжены боеприпасами и продовольствием, а управление ими осуществляется через горизонтальные и вертикальные связи внутри Воинского Единства. Оборона вязкая и упругая как смола, а подразделения, проходящие обучение по программе егерской подготовки, углубляются далеко во вражеский тыл и наносят жалящие удары на коммуникациях, чему способствуют образцы вооружения из семьдесят шестого года, первым делом начавшие поступать именно на вооружение войск зафронтовой армии генерала Карбышева. РПГ-2 и РПО «Рысь» производят неизгладимое впечатление как на советских бойцов, так и на их германских оппонентов. Четыре литра огнесмеси, влетевшие под тент забитого пехотой армейского грузовика, для бойцов и командиров, побывавших в германских лагерях для военнопленных, подобны эффекту пролитого на душу бальзама. Такое же впечатление производит случай, когда крепколобый «Штуг», который из «сорокапятки» можно подбить только в упор, вдруг встает замертво, а потом взрывается, словив под маску пушки реактивную кумулятивную гранату.