Исцеление от эмоциональных травм - путь к сотрудничеству, партнерству и гармонии
Шрифт:
Трагедия человечества
Общечеловеческая трагедия, которая скрывается за нашим довольно сухим описанием, на самом деле не имеет себе равных. Ведь на протяжении долгих веков, поколение за поколением, народы, населявшие Сахаразию, не видели от природы ничего, кроме губительных засух. Они страдали от недорода и голода, войн, гонений, притеснений и эксплуатации. Те же, кому удавалось уцелеть среди всех этих бедствий, на всю жизнь оставались глубоко травмированными, со всеми вытекающими последствиями. Сегодня ту же самую картину можно наблюдать, включив телевизор: климат вновь меняется, а растущему населению развивающихся стран не хватает природных ресурсов.
Потоки беженцев в панике устремляются прочь из неблагополучных районов в поисках пропитания, воды и крова; изможденные, убитые горем женщины производят на свет мертвых детей, а те, что выживают при рождении, вскоре умирают от голода и дистрофии; грязные лагеря переселенцев, грузовики с гуманитарной помощью. А еще на экранах можно увидеть сводки новостей из Эритреи, Дарфура и многих других горячих точек, где люди стреляют друг в друга от крайней нужды и отчаяния.
Но прежде не было ни гуманитарных грузов, ни миротворцев ООН, ни лагерей для беженцев, и людям не приходилось надеяться на гостеприимство местного населения. Бесчисленные поколения по всей планете страдали и умирали без проблеска надежды. Дети – те, что выживали – вырастали физически, психически и эмоционально ущербными. Не получив ничего в детстве, они не имели шансов стать хорошими родителями, и своим детям вместо любви
Представьте себе…
Вы живете в небольшой деревне с семьей и друзьями. Засухи случаются нечасто, и если собирать дождевую воду и орошать ею поле, то вполне можно собрать неплохой урожай. Редкие путешественники приносят вести откуда-то далеко с востока – будто где-то там ужасные орды кочевников разоряют деревни и убивают людей. Но в ваших краях пока все спокойно.
А однажды утром, как всегда направляясь в поле на работу, вы замечаете на горизонте облако пыли. Вы останавливаетесь и наблюдаете, как оно растет и исторгает из себя невиданных существ: полулюдей-полуживотных размером с корову. Только движутся они гораздо быстрее. Испугавшись, вы бежите назад в деревню, чтобы предупредить остальных.
Люди выскакивают из хижин, а подоспевшие пришельцы тем временем окружают деревню кольцом, чтобы никто не смог убежать. Слух, привыкший к утренней тишине, режут пронзительные крики и стук копыт. Никто не знает, что делать. Для защиты – только тяпки и мотыги.
Захватчики спрыгивают с коней, потрясая оружием и пылающими факелами. Они колют и рубят без разбора. Кругом брызжет кровь, из чьего-то вспоротого живота в песок валятся внутренности, люди падают с проломленными головами и отрубленными конечностями. От хижин в небо поднимаются дым и языки пламени. Вокруг лежат тела ваших родных и односельчан, хотя вы еще не успели ничего понять.
Только вы и еще одна девушка остаетесь в живых. Но теперь враги закончили бойню и могут повеселиться. С вами. Забрызганные кровью, смердящие дымом и смертью, они валят вас на землю и насилуют, один за другим. Ваша плоть избита и растерзана, и смерть кажется вам желанным избавлением.
Закончив, со смехом и шутками они хватают вас обеих и привязывают к седлам. Захватив весь деревенский скот, пришельцы вскакивают на коней и устремляются прочь. А вы бежите следом, как только можете, ведь если споткнетесь и упадете – умрете, разбившись о землю, стремительно несущуюся из-под копыт.
Представьте себе…
На вашу страну и селение – всего лишь горстку домов – обрушилась засуха. Припасов хватило бы, чтобы пережить один неурожайный год, но за ним последовали второй и третий. Глаза у ваших детей глубоко ввалились, а животы вздулись. Ваши родители превратились в кожу да кости, впали в апатию и покорно ждут смерти. Вы сами едва в силах относиться к собственным детям с добротой и терпением. Младшая постоянно хнычет, требуя молока, которое у вас уже пропало. Все односельчане находятся в таком же положении, только вам еще и стыдно – за то, что нарушили древние традиции и припрятали немного зерна для семьи, вместо того чтобы разделить его со всеми.
Пора уходить. Пора покидать деревню, где вы родились и выросли, землю, где покоится прах бессчетных поколений ваших предков. Придется проститься с их душами и отправиться в опасный путь. Много вам не унести – последние остатки пищи да бурдюк с водой. Родителей придется бросить. Вместе с мужем, детьми, семенящими позади, и младенцем на руках вы идете той же дорогой, по которой до вас уже прошло немало народу. Но куда?
В соседней деревне ваши просьбы о помощи встречают с каменными лицами. Обычай гласит: странник вместе с домашними животными может остаться на три дня. В пищу – то же, что и своим, то есть немного. Но потом вам снова придется уйти.
Шагать тяжело. Вам нужна помощь, но те, кто сильнее, сейчас заботятся лишь о себе. Иногда у ослабевших крадут еду и воду. Поэтому ради безопасности вы с семьей присоединяетесь к группе таких же беженцев. Но их предводитель – сильный и злобный человек, который сам может убить кого угодно, чтобы выжить и получить то, что ему нужно.
Вы голодаете так давно, что ничего не чувствуете – ни желаний, ни эмоций. Мысли путаются, вы уже не способны заботиться о семье. Единственная оставшаяся мысль – о еде. Когда один из ваших детей падает и остается умирать в дорожной пыли, вас это почти не трогает. У вас нет молока, чтобы кормить младшую дочь, и она слабеет с каждым днем. Если она и выживет, то вырастет умственно неполноценной и холодной из-за недостатка питания и любви. А появись у нее собственные дети – она передаст свою травму им.
Представьте себе…
Вы – ребенок, еще слишком маленький, чтобы идти вместе со всеми. Младенец. Весь день ваша мать ходит и собирает пищу, поэтому ей пришлось привязать вас к доске, укрепленной на спине, чтобы освободить руки. Вам неудобно, но пошевелиться вы не можете. Вы писаете и какаете под себя – в тряпку, в которую вас завернули. Вас не кормят и не ласкают. Но, несмотря на боль, вы не плачете – отсутствие движения делает сонным и безвольным. Вы негодуете, но лишь внутри. Ваша голова, чтобы не болтаться, тоже привязана к доске, ремень все время сдавливает вам череп, и со временем он останется искривленным.
Постоянная боль превращает вас в злого и жестокого ребенка, наполненного гневом и ненавистью к собственной матери за травму, нанесенную в младенчестве. Позже, став взрослым, вы обращаете свою ненависть на всех женщин, вместо того чтобы испытывать к ним влечение. Зато в битве за выживание в этом иссушенном, безводном мире эти качества сделают вас идеальным предводителем. Вы собираете банду таких же травмированных людей и нападаете на города и деревни, убивая или угоняя в рабство их жителей и похищая скот.
Годы идут, но засуха только усиливается. А искривленный череп становится признаком удачливого предводителя. Поэтому детям теперь уже намеренно деформируют головы, чтобы показать их принадлежность к роду правителей. Но из-за страданий эти дети вырастают чудовищами. Некоторые племена привязывали вторую доску спереди, чтобы придать черепу младенца удлиненную коническую форму, и придумывали приспособления, которые бы удерживали его мочу и кал. Кормили таких детей нерегулярно и мыли лишь раз в неделю. Боль становилась их постоянным спутником. Иногда их лица темнели от гноя, сочившегося из носа и ушей; многие из них умирали. Женщины, обрекавшие своих детей на эти мучения, в детстве сами были точно так же травмированы. Подобным образом матери в некоторых исламских странах подвергают обрезанию дочерей, просто потому, что так принято [193] .
Становясь частью элиты, люди всегда создавали верования и мифы, новые законы, нормы и институты, чтобы оправдать свое высокое положение и свои действия. На самом деле все это являлось лишь отражением их исковерканных душ. Наиболее сильные, жестокие и честолюбивые из них превращались в богов на земле во главе созданных ими империй. Так семитские племена, вторгшиеся в Палестину, стали сыновьями Божьими, посланными карать язычников.
193
Dingwall (1931) – классическая работа по деформации черепа. Эти строки в основном базируются на работе DeMeo (2006, p. 111–115). Эта практика, кажется, уже не используется, но тугое пеленание младенцев, необходимое, чтобы сдерживать их движения, все еще широко распространено в некоторых районах мира, заставляя младенцев испытывать сильный дискомфорт.
Представьте себе…
Вы вместе с несколькими спутниками пережили долгое утомительное странствие. Ваше стадо из овец и коз постепенно таяло: некоторых животных пришлось съесть, другие сами умерли от голода. На протяжении долгих недель вас постоянно мучили голод и жажда, и никто не встречал вас приветливо. Наконец, вы достигли земли с удивительно пышной зеленью, которую питала вода из каналов, прорытых по берегам реки. Никогда прежде вы не видели столь прекрасной страны.
Работники на окрестных полях не кажутся дружелюбными, но и не гонят вас. Вы подходите ближе к городу и приветствуете отряд вооруженных людей. Они приглашают вас внутрь городской стены и сопровождают в большое здание. Только здесь их поведение меняется и становится грубым. Вас с друзьями обыскивают и отбирают всю сколь-либо ценную одежду. Оказывается, теперь вы уже не странники в гостеприимном городе, а новые рабы.
На следующее утро надсмотрщики, размахивая длинными плетьми, гонят вас большой группой к строящемуся дворцу. Там вам приказывают работать, и вы работаете под палящим солнцем, пока не начинаете падать от изнеможения. Вас кормят, но скудно и самой грубой пищей – едва лучше, чем коров. Вам дают воды, но она грязна и затхла. И вы понимаете, что отныне будете жить именно так, пока не умрете здесь же, что только что случилось с вашим соседом по скамье.
На тот случай, если все написанное выше покажется чересчур драматичным, мы приводим несколько отрывков из детального изучения Сахаразии в книге Джеймса де Мео.
В середине двадцатого века племя ик в Восточной Африке оставалось счастливым народом с живыми традициями, но засуха и программа переселения вытеснили их в полупустынные предгорья… Им пришлось голодать, и их социальная структура полностью разложилась. Осталось одно лишь равнодушие к нужде и боли соплеменников. А голод… стал единственной всепоглощающей страстью. Они… утратили интерес к радостям жизни… Стариков и детей выгоняли из дома умирать. Братья крали еду у сестер, мужья не заботились о женах и детях. Дольше всего сохранялись узы между матерью и ребенком, но в конечном итоге и матери стали бросать детей и ослабевших младенцев. Дети постарше сбивались в банды и отбирали еду даже у собственных младших братьев и ослабевших стариков…
Последствия голода были подобны тем, что оставляет вторжение безжалостного врага, который вырезает большую часть населения, разгоняет уцелевших и забирает все ресурсы и ценности [194] .
Психологические последствия голода не столь заметны… Преобладают общая апатия и заторможенность, люди теряют интерес ко всему, что не связано с поиском пищи. Личные и семейные связи деградируют настолько, что родители могут убить и съесть собственных детей; случаи каннибализма известны почти в каждом уголке мира, где когда-либо был голод… Младенцы, дети и старики попадают под удар первыми. Молодежь и взрослые, как правило, сохраняют силы, чтобы отправиться искать пропитание, а вот остальных бросают на произвол судьбы, возможно – умирать… Когда беженцы из голодных районов в поисках еды выходят на дороги или добираются до городов, становится виден полный социальный хаос, царящий в их среде [195] .
В начале семидесятых годов в Турции случилась засуха. Источники пересохли и жителям пришлось покидать свои деревни. Людям – их было не меньше тысячи – со всей домашней живностью приходилось постоянно передвигаться, и к тому времени, как мы встретили их, они были в дороге уже несколько месяцев. Чтобы выжить, договаривались о выпасе скота и пользовании источниками в более благополучных деревнях. Часто их прогоняли после положенных по обычаю трех дней выпаса. Так они и жили: приходили в деревню, находили достаточно пищи, чтобы не умереть от голода, и двигались дальше, хотя каждая следующей встреча могла закончиться насилием [196] .
194
Взято из выводов DeMeo’s в: Colin Turnbull. The Mountain People, Simon & Schuster, NY, 1972 (DeMeo 2006, p. 77).
195
DeMeo (2006, p. 78), цитата: Carlson, D. (1982) Famine in History: With a comparison of two modern Ethiopian disasters, in Cahill, K. (Ed) (1982) Famine, Orbis books, NY.
196
DeMeo (2006, p. 85), цитата: S. Helms (1981) Jawa: Lost City of the Black Desert Cornell U. Press, Ithaca.
Размышления
В условиях изменения климата мы, возможно, скоро снова увидим, как великая сушь распространяется по планете. Вот, к примеру, слова из доклада Джона Видала о ситуации в Кении в сентябре 2009 года [197] :
Народность боран – это племена кочевников-скотоводов, которые ежегодно преодолевают тысячи миль в поисках воды и пастбищ. После трех лет проливных дождей несколько семей приняли единодушное решение осесть. Еще в апреле они собрали горшки, сковороды и прочий нехитрый скарб, покинули свои хижины из глины и тростника в Бутэ и отправились в последний поход к Йаэбло – деревне полунищих углежогов, выросшей на обочине грязной дороги на Мойалэ. Теперь они снова живут во временных хижинах, на этот раз построенных из ветвей и крытых листами пластика. Выглядят они так, будто пережили землетрясение или наводнение, но на самом деле они – одни из первых пострадавших от глобального изменения климата.
И они – не редкое исключение. От засух страдают миллионы людей в Кении, Сомали, Эфиопии, Эритрее, Судане, Чаде, Буркина-Фасо и Мали; десятки тысяч кочевых пастухов там вынуждены бросать свои стада. «Последняя засуха была самой страшной бедой, что с нами случалась когда-либо, – говорит двадцатичетырехлетний Алима. – Земля полностью высохла. У нас ничего не было, даже воды. Весь скот пал, надеяться было не на что. Раньше такого никогда не было. Поэтому мы решили жить на одном месте, чтобы наша жизнь изменилась, а у детей было образование».
197
Vidal 2009.
Глава 13
Земледельческие и городские цивилизации
Культурную трансформацию, вызванную великой сушью, называют по-разному: Великим Падением, переходом от эгалитарной культуры к доминаторской, переходом от матриархата к патриархату. Риан Айслер в книге «The Chalice and the Blade» («Чаша и клинок», М.: Древо Жизни, 1993) сосредоточивается на вопросах иерархии и гендерных отношений на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Европе. Земледельческие цивилизации она описывает как демократические, справедливые, дающие возможность развиваться, не сталкиваясь со страхом, насилием и половой дискриминацией. И напротив: доминаторские цивилизации, пришедшие им на смену – это жестко иерархичные, несправедливые, возглавляемые исключительно мужчинами структуры, основанные на страхе, насилии и жестокости.
«Saharasia» («Сахаразия») – исследование Джеймса де Мео – охватывает большую территорию и посвящено кругу проблем, связанных с семьей, сексуальностью и детским воспитанием. На основе данных, в том числе археологических, о тысяче двухстах культурах по всему миру этот автор разрабатывает их комплексную характеристику, помогающую четко разграничить матриархальное и патриархальное начала. Культуры первого типа демократичны, эгалитарны и не воинственны; насилие среди взрослых там редкость, воспитание детей основано на доброте, а отношения между полами направлены на обоюдное удовольствие и радость. В патриархальных культурах, по де Мео, все с точностью до наоборот: здесь детям наносятся травмы еще в младенчестве, проявления сексуальности у подростков сурово наказываются, а права женщин и детей строго ограничены. Де Мео не находит неоспоримых подтверждений существования патриархальных культур где-либо на планете до четвертого тысячелетия до нашей эры. Поэтому он приходит к выводу, что патриархат как явление возник в среде кочевников во времена Великого Падения как защитная реакция перед лицом надвигающихся пустынь, а распространился благодаря завоеваниям и культурной диффузии.