Исцеление от эмоциональных травм - путь к сотрудничеству, партнерству и гармонии
Шрифт:
Впрочем, примерно у трети детей с признаками антисоциального поведения наблюдается иная картина. Активность миндалевидного тела у них низка. Они не умеют адекватно распознавать сигналы об угрозе и поэтому кажутся бесстрашными. Их жестокость и черствость объясняются неспособностью понять боль других людей, испытать чувство вины и сострадания. И в данном случае, говорят ученые, действующим фактором является исключительно наследственность, а дурное воспитание и жестокое обращение в детстве почти не имеют значения. Коррекция поведения у таких подростков также затруднительна, поскольку они остаются индифферентными к наказаниям и даже к собственной боли. Впрочем, у них обнаруживается неожиданно высокая чувствительность к поощрениям за хорошие поступки [420] .
420
Gosline 2008.
Размышления
Итак, мы увидели, какую важную роль играет воспитание в жизни человека – от младенчества до юности. В этот период формируются базовые стрессовые реакции, развивается умение регулировать собственные эмоции, и устанавливается баланс между эмоциональным
Глава 21
Зрелость
На сегодняшний день основными причинами травм являются агрессия и насилие. В основном их несут в мир мужчины – в жестоком обращении с детьми, домашнем насилии, ограблениях, изнасилованиях, убийствах, террористических актах и войнах. Но часто люди бывают жестоки не только к окружающим, но и к самим себе – наносят себе увечья, кончают жизнь самоубийством и так далее. Нефизическое насилие – моральное и психологическое – также довольно распространенное явление, с ним часто можно столкнуться в межличностных отношениях, на работе, в социальной иерархии. Как правило, корни зла уходят в культурную память к травмам, полученным в семье: в утробе матери, в младенчестве и детстве. В этой главе мы постараемся выяснить, как связаны травмы, жестокость и психическое здоровье.
Потребность быть частью коллектива
Эволюция человечества как биологического вида проходила в социуме – стае, группе, племени и так далее. Поэтому в нас неистребимо стремление к уважению в обществе, желание нравиться и принадлежать кому-либо – это заложено генетически. В далеком прошлом новорожденный был достоянием всей общины. Позже, с развитием и усложнением общественных отношений, каждый ребенок, едва родившись, уже принадлежал к определенной касте или социальной прослойке, которая определяла всю его дальнейшую жизнь. Ныне же все иначе. В нашей культуре больше нет ни каст, ни групп, к которым мы бы принадлежали по праву рождения. Перед нами с детства открывается широкое поле возможностей и задач по вступлению в ту или иную группу. Есть семья, работа, спортивная команда, церковь и прочие общности, где мы играем разнообразные социальные роли; иногда они накладываются одна на другую, иногда – вступают в противоречие. Ближе к зрелости мы оказываемся перед необходимостью выбора карьеры, социального окружения и принятия новых для нас социальных ролей – супругов и родителей. Эта ситуация – безусловно, стрессовая: неуверенность и страх перед неизвестностью оставляют многих людей в глубоком экзистенциальном кризисе. В этот период человека особенно легко втянуть в любую организацию – было бы чувство принадлежности к коллективу и соратники, готовые принять и поддержать. Обычно от этого выигрывают обе стороны – и личность, и общество. Однако эти же механизмы делали людей палачами в нацистских концлагерях, убийцами в Руанде, надзирателями в Гуантанамо и террористами-смертниками.
Психолог Филипп Зимбардо утверждает, что ни органические поражения мозга, ни психические расстройства, ни генетические заболевания не ведут к проявлению у людей склонностей к насилию, садизму и другим плохим поступкам [421] . Такое поведение он склонен приписывать скорее действию внешних обстоятельств. Наша внутренняя потребность принадлежать какой-то общности, действовать совместно и быть как все порой заставляет нас разделять такие идеи и участвовать в таких действиях, которые теоретически показались бы нам отвратительными. С этой точки зрения «давление общественности» рождается, по сути, в нас самих. Однако и у общества есть средства для повышения солидарности его членов: пропаганда, марши, песни (особенно – гимны), танцы и другие виды групповой активности [422] . Если же человек знает, что за свои действия он не понесет ответственности, это только подогревает желание отступить от норм морали. Чувство безнаказанности обычно усиливается анонимностью и скрытностью (масками, униформой), четкостью отведенной роли (например, надсмотрщика) и круга обязанностей, подписанием контракта, приказом или угрозой свыше и тому подобным. Наконец, для оправдания недопустимых действий используются попытки придать им вид морально обоснованных или преуменьшить их последствия.
421
Zimbardo 2007.
422
Robson 2009b.
Еще один способ оправдания жестокости – лишить жертву статуса человека и объявить ее недочеловеком либо смертельным врагом. Именно поэтому подозреваемых в терроризме заключенных Гуантанамо [423] (и других тюрьмах) изображали как кровожадных чудовищ, заслуживших пытки и издевательства. На самом же деле многие террористы-смертники в прошлом – добропорядочные люди среднего класса. Многих воспитывали любящие родители, многие успели получить высшее образование и завести семьи, прежде чем желание стать частью чего-то большего и побороть несправедливость этого мира толкнуло их в руки вербовщиков. Затем их пригласили вступить в маленькие засекреченные группы и пройти необходимую подготовку. В качестве награды – обещание прямой дороги в рай и надежной материальной поддержки семьям. Точка невозврата – это запись на видео последнего обращения к родственникам. После этого мысль о том, чтобы вернуться с задания не выполнив его, становится недопустимой.
423
Тюрьма в Гуантанамо – лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных преступлениях, в частности, в ведении войны на стороне противника. Расположена на территории Кубы. С момента основания (2002) через Гуантанамо прошло несколько сот иностранцев, считавшихся сторонниками Аль-Каиды и Талибана, а также ряд уйгурских сепаратистов. Многие заключенные содержатся без предъявления официальных обвинений. По данным организации «Международная амнистия» и других правозащитников, а также по свидетельствам самих бывших узников, в Гуантанамо к заключенным применяются санкционированные правительством и президентом США пытки, в том числе в виде имитации утопления, лишения сна, воздействия громкой музыки.
В тот момент, когда человек принимает идеи какой-либо группы, его организм вырабатывает дофамин – один из гормонов счастья. И наоборот, в случае несогласия с «линией партии» в мозг поступает химический «сигнал об ошибке». Причем эти стимулы настолько сильны, что изменение собственного мировоззрения оказывается предпочтительнее конфликта с гормонами и коллективом [424] – изгнание из общества для большинства людей слишком травматично. Мы считаем, что из-за травм в младенчестве большинство из нас не так сложно совратить с пути истинного. Например, отсутствие материнского тепла может обернуться настойчивой потребностью быть любимым, а жестокость родителей или опекунов – страхом и готовностью подчиняться любому, кто имеет власть или силу. Профессор Зимбардо не изучал специально истории травм участников своего небезызвестного Стэнфордского тюремного эксперимента [425] , но утверждал, что любой, кто находит в себе желание противостоять давлению обстоятельств – герой. Конечно, физическая сила для этого тоже необходима, однако нужна и храбрость – чтобы рискнуть подвергнуться осмеянию, издевательствам, изгнанию и другим психологическим травмам. Махатма Ганди, Нельсон Мандела и другие великие подвижники смогли сохранить свои убеждения именно потому, что недружелюбный внешний мир на протяжении всей их жизни закалял в них чувство собственного достоинства и умение сопротивляться.
424
Zimbardo 2007; Robson 2009b.
425
Стэнфордский тюремный эксперимент – психологический эксперимент, который был проведен в 1971 году американским психологом Филиппом Зимбардо. Эксперимент представляет собой психологическое исследование реакции человека на ограничение свободы, на условия тюремной жизни и на влияние навязанной социальной роли на поведение. Добровольцы играли роли охранников и заключенных и жили в условной тюрьме, устроенной в подвале факультета психологии. Заключенные и охранники быстро приспособились к своим ролям, и, вопреки ожиданиям, стали возникать по-настоящему опасные ситуации. В каждом третьем охраннике обнаружились садистские наклонности, а заключенные были сильно морально травмированы, и двое раньше времени были исключены из эксперимента. Эксперимент быстро вышел из-под контроля и был закончен раньше времени.
Эвелин Линднер, основываясь на рассказах пострадавших в Германии и Руанде, утверждает: «Наиболее болезненный способ унизить человека – заставить его из жертвы превратиться в палача, ведь так ему доказывают: ты слишком слаб, чтобы сопротивляться, и слишком труслив, чтобы взглянуть в лицо смерти» [426] . В Руанде многим хуту в доказательство лояльности к режиму приказывали убивать своих супругов-тутси и детей с внешностью тутси. Впоследствии многие из этих людей сходили с ума от горечи утраты близких и ненависти к себе за собственную слабость. Линднер заключает: «Безусловно, важно, чтобы виновные в зверствах понесли наказание, но не менее важно, чтобы те, кто избежал этого морального тупика, оставались благодарны судьбе и не клеймили тех, кто не нашел из него выхода» [427] . Ведь никто из нас не может знать, как поступит, будучи поставленным перед выбором, где оба варианта неприемлемы.
426
Lindner 2006, p. 61.
427
Там же.
Социализация насилия
Травмы не только заставляют нас действовать под влиянием большинства, они изменяют наш характер и на более глубоком уровне. Криминологу Лонни Атенсу удалось установить, что превращает человека в жесткого преступника [428] . Л. Атенс провел множество подробных интервью с насильниками и убийцами и на их основе выделил четыре стадии процесса, который сам он назвал социализацией насилия. Суть его в следующем: от получения тяжелой травмы (как правило, в детстве) до активного и неспровоцированного распространения этой травмы на окружающих человек проходит несколько ступеней. Первая из них – ожесточение, зачастую подогреваемое близкими жертвы или, например, членами его банды. Длиться этот этап может от нескольких недель до нескольких лет, но у мужчин он обычно заканчивается уже в подростковом возрасте. В это время осуществляется жесткое подчинение чужой воле через угрозы или причинение физической боли. Не менее действенный метод – принуждение наблюдать за мучениями родного или близкого человека, а также принуждение членом семьи или бандой участвовать в актах насилия. Следующий этап – «военное положение»: жертва вдруг осознает, что иногда насилие – необходимость, и к нему можно прибегать, если того требуют обстоятельства.
428
Rhodes 2000.
Третий этап – совершение насилия. Если что-то идет не так – можно отступиться и попробовать в другой раз. Если все удается – в отношении окружающих появляется осторожность и страх, а это по нраву большинству жертв. Успех в осуществлении насильственного действия помогает сбросить энергию возбуждения, но только свежую; та же, что накопилась за долгие годы, по-прежнему остается запертой внутри. Человек становится легко возбудимым, его мозг сканирует окружающий мир на предмет новых опасностей и готов среагировать при любом подозрении на угрозу. Каждое следующее успешное дело вновь способствует сбросу энергии возбуждения, страх отступает, и теперь преступник ощущает себя всемогущим, почти сверхчеловеком, и насилие превращается для него в наркотик.