Исцеление
Шрифт:
Михайловы приехали на дачу еще вечером в пятницу, и сегодня Николай на утренней зорьке пошел на рыбалку. У него было свое место на речке, где он добывал окуней и ельцов в свое удовольствие. Потом они солились и вялились, причем он это делал сам, не доверяя никому этот несложный процесс, и к пиву появлялась на столе обычная закуска. Через час к нему подошла Вика, заглянув в ведерко, в котором уже плескалось с десяток средних рыбешек, она сказала:
— Я так и думала, что найду тебя здесь, — она обняла его со спины, мешая подсекать рыбу, — как мне хорошо с тобой, Коленька! — он ласково поцеловал ее руки, не отпуская удочку. — Сегодня такой
Поплавок резко ушел под воду, и Николай чуть повел плечами. Вика немного отстранилась, и он вытащил очередного окуня. Радуясь, словно ребенок, Николай, отцепив окуня, бросил его в ведерко.
— Да, милая, я очень давно ждал этого дня и сегодня действительно замечательный день. Начинают сбываться мои первые надежды, воплощаться в жизнь начальные мечты.
Он отложил удочку и закурил, повернувшись лицом к Вике.
— Это только маленькая частичка моих планов и надежд, которые я собираюсь воплотить в жизнь. Очень большое дело задумано мною, милая, очень много работы предстоит сделать. Пора России выбираться из экономической ямы, пора зажить людям лучше. Не о себе думаю, о государстве российском. Много еще времени утечет, но твердо верю: встанет отчизна на ноги, окрепнет, прекрасно заживут в ней люди. Главное: не отрываться от народа, знать его чаяния, уметь и мочь воплотить их в жизнь. А меня сейчас вон какими заборами и запретными зонами окружают. Все берегут от иностранных разведок, словно им здесь вольная воля.
Николай замолчал, попыхивая сигаретой, и задумчиво уставился на плескавшихся в ведерке рыбок — некоторые плавали боком или вверх животом, другие же пока резвились. «Вот так и в жизни», — подумал он.
Михайлов встал и, сматывая удочку, ласково смотрел на жену. За восемь лет их совместной жизни она расцвела и похорошела еще больше. Настоящая красавица и чудесная жена, подумалось ему. Родившая четырех детей, она стала нежнее, добрее и ласковее, а Николая полюбила еще больше.
— Пойдем, родная, — он обнял ее за плечо, неся в другой руке ведерко и удочку, — я еще немного поработаю до завтрака и на сегодня все… До приезда гостей буду только с вами. Наверняка Светлана и Люба раньше приедут, к завтраку подгадают. Надо бы чем-то занять их…
— Пусть загорать идут на речку, ничем я их занимать не буду. Надоели уже… одним не дают побыть нисколько. Мама уже говорила им — не понимают, грубо сказать: язык не поворачивается — родственники.
Вика замолчала, в душе проклиная назойливых тетушек, которые наповадились в выходные дни приезжать к Михайловым семьями, считая, что всем места хватит и, не понимая, что дело вовсе не в месте, а в потребности побыть одним.
Михайлов ушел к себе в кабинет, налив пива, задумался, как отреагирует на изменение своей должности Светлана. Зарплату он оставит ей прежнюю, но с должности заместителя генерального директора по лечебным вопросам уберет. Он и так много лет держал медсестру на этой высокой врачебной должности, пусть поработает в медсестрах — без изменений условий труда и зарплаты. Юристы все подготовят, если не согласиться добровольно — уволю, решил он. Главное, юридически будет все правильно, а морально — тем более.
Михайлов откинулся на спинку кресла и потягивал пиво, закрыв глаза, думая о том, что сегодня можно и не работать. Его родные дети Виктор и Юля, Оксана Граф уже завтра начнут его дело. Через годик к ним присоединиться Миша Гаврилин, а через два — его сыновья Борис и Глеб, Надя Степанова и Таня Зеленская. Николай вспомнил, как еще совсем недавно дети занимались с компьютером по школьной программе и улыбнулся.
Он решил не откладывать разговор со Светланой на потом и, узнав, что она приехала, пригласил ее к себе в кабинет.
— Светлана Ивановна, — начал официально он после того, как она вошла и устроилась поудобнее в кресле. — Вы у меня работаете уже 8 лет и работаете неплохо, справляетесь со своими обязанностями и поручениями, которые я вам даю. Сейчас возникла необходимость взять мне настоящего помощника, заместителя по лечебным вопросам, который бы умел делать операции, лечить и исцелять больных, который бы мог в полном объеме заменить меня на любой операции. У вас остаются прежние обязанности и зарплата, но в штатном расписании по должности вы будете проходить иначе — как медсестра. Я предлагаю вам написать заявление о переводе на эту должность.
Михайлов внимательно наблюдал за реакцией Светланы, на ее лице появилось явное неудовольствие.
— Значит, вы хотите избавиться от меня, Николай Петрович, сначала заберете должность, потом снизите зарплату, а через годик и вообще выбросите на улицу.
«Это в ней заговорила, прорвалась наружу копившаяся годами зависть, а отсюда переоценка и недовольство», — подумал Николай.
— Думайте, о чем говорите, Светлана Ивановна, — как можно мягче сказал он, — у вас все остается, как прежде — и обязанности и зарплата, меняется название должности в силу названных мною причин. У вас все-таки среднее медицинское образование…
— Значит, Юльку свою хотите взять, малолетку, а меня выбросить. Я всегда знала, что вы печетесь только о своей семье, о своей Вике с ее мамочкой… А она для меня, своей сестры, и палец о палец никогда не ударит, заевшаяся и зазнавшаяся эгоистка. Подсунула свою дочку и села вам на шею…
Михайлов встал — это уже было слишком, не заметить или простить такое нельзя. Говорить более не хотелось — все равно не поймет. Он нажал кнопку — вошел вызванный Николаем Петровичем Зеленский.
— Миша, проводи, пожалуйста, Светлану Ивановну, организуй, что бы ее отвезли домой. С этого момента двери моего дома для нее закрыты.
Николай первым вышел из кабинета — не хотел услышать еще какой-нибудь гадости, думая о том, что Алла, конечно же, будет переживать. Она сразу поймет, что сестра фактически станет безработной. Получая по 50 тысяч, она не сможет прожить на зарплату обычной медсестры — семь тысяч рублей. И то, если кто-то возьмет ее на работу. В душе Аллы всегда будут бороться два чувства — чувства нанесенной обиды и сострадания к сестре.
Он зашел в детскую и, отозвав тихонько Аллу, рассказал ей все в своем кабинете.
— Ты правильно поступил, Коля, — упавшим голосом сказала она, — я всегда последнее время боялась, что когда-нибудь ее дерьмо прорвется наружу. Она и с Григорием часто ругалась по этому поводу, он не одобрял ее жадной зависти и высокомерия. Откуда это у нее — не понимаю, с работой она справлялась, ее уважали…
Алла посмотрела на Николая, ища в его глазах ответ.
— Видимо, ей тоже хотелось иметь такие же колье и кольца, как у тебя с Викой. Но главное — в обществе она всегда оставалась в тени, заслоняемая Викой и тобой. Она считала, что я заслужил тот ореол славы, в котором нахожусь, а вот вы — нет, вы пользуетесь им, как родственники, но и она родственница, а известность ее обходит стороной…