Исцели меня. Часть вторая
Шрифт:
– Я надеялась… – теперь уже мой голос звучал кротко.
– Отсидеться? – закончил за меня бессмертный, изобразив наигранное огорчение.
– Что-то в роде того, – тихо и сбивчиво ответила я, отворачиваясь обратно к зеркалу, глядя на незваного гостя через отражающую поверхность.
По спине прошлась неприятная дрожь. Я тяжело сглотнула. Руки неосознанно потянулись к гребню, лежавшему на туалетном столике. Нужно было занять себя чем-то, чтобы не выдать бешенного волнения стучавшего в горле! Находиться рядом с вампиром без Адама было невыносимо… страшно.
– Что-то в роде того, –
Длинные, почти женские пальцы, украшенные массивными перстнями, игриво отстучали незамысловатый ритм, после чего скользнули вперёд, касаясь моих волос. Я вздрогнула. Мишель томно моргнул, упиваясь свой вседозволенностью.
– Позволь мне… – почти шепотом, произнёс вампир, указывая взглядом на расчёску в моих руках.
Растерянность и смятение окутали разум плотным туманом. Впервые в жизни я не имела ни малейшего понятия, как себя вести, чтобы это было правильно!
Совершенно растерявшись и вопреки здравому смыслу, подсказывающему проявить твёрдость да выставить мужчину вон, я послушно протянула ему гребень, который почти сразу же погрузился в мои локоны.
Глаза закрылись сами собой, то ли от приятных ощущений, то ли от слабости пред проницательным взглядом, неотрывно изучающим меня, оседающим на каждом дюйме лица заинтересованной поволокой. Мишель прикасался к волосам очень трепетно, почти невесомо, изредка разбирая пальцами пряди и прочёсывая кончики редкими зубьями расчёски. Он ничего не говорил, только улыбался, отчего становилось ещё более некомфортно.
Спустя некоторое время, француз подобрал мои кудри и приподнял их к затылку, обнажая шею. Вспыхнувший возбуждением взгляд бессмертного тотчас устремился к пластырю на слегка покрасневшем участке кожи. Несколько мгновений Дэ Шанель разглядывал светло-бежевый лоскут, а затем, как ни в чём не бывало, добродушно заговорил.
– У Вас, Mon ame, великолепная шея, не стоит прятать сию красоту. Я пришлю Мари, она сделает причёску.
– Не нужно, справлюсь сама… – невнятно пробормотала я, инстинктивно накрыв ладонью лейкопластырь.
В то же миг мои волосы рассыпались по плечам, а спустя секунду я почувствовала холодное дыхание у виска. Мишель перегнулся через стул и теперь был слишком близко. Скулой он почти касался моей щеки, смотря всё так же через зеркало прямо в глаза. Правда теперь он не улыбался. Его губы превратились в тонкую розовую ленту, взгляд стал более пристальным и будто бы порицательным, в зеленоватых бликах у окаёмки зрачка горело отрицание.
– Не стоит стыдиться метки, Ma chere. Вам и не представить сколько смертных девиц мечтает оказаться на вашем месте.
Ледяные пальцы потянулись к моей шее. Я не смела пошевелиться. Казалось, что даже легкий вдох способен сорвать цепного пса с поводка. Мне было страшно, безумно страшно, до потемнения в глазах… И, в то же время, в районе солнечного сплетения плясали черти, требующие продолжения этой извращённой пьесы.
Щиплющая боль заставила звучно выдохнуть. Дэ Шанель содрал пластырь, внимательно осматривая два небольших отверстия, размером не более жемчужных бусин. Я последовала его примеру, но вскоре отвела взгляд… стало противно. Мишель глядел на отметины клыков Адама с неприкрытым восхищением, голодом и завистью, руша в моём сознании барьеры морали, пробуждая отвращение к самой себе, превращая романтическую пыльцу выбора, сделанного утром, в чернеющую сажу обыденности их бессмертного мира – я лакомое угощение на праздничном столе, не более…
– Мerveilleux (фр. великолепно) – прошептал вампир, сминая пластырь пальцами в маленький шарик, отбрасывая его куда-то в сторону. – Носи свой символ исключительности, как дорогое платье.
Я ничего не ответила, лишь слегка опустила голову, отчего несколько прядей скользнули по плечу, падая на грудь, пряча от пытливых глаз рану.
– Но, если леди стесняется, – тотчас продолжил Дэ Шанель, – у меня есть кое-что для неё…
Француз резко выпрямился и несколько раз звонко хлопнул в ладоши. Дверь спальни открылась, в комнату вошла уже знакомая мне горничная. Взгляд опущен к полу, в руках большая белая коробка, перевязанная чёрной лентой, поверх которой ещё одна, небольшая, обтянутая тёмно-синим бархатом.
– Мerci, – благозвучно отозвался вампир, забирая у девушки ношу, после чего та вышла прочь, напоследок прошелестев в моём разуме негодованием и обидой.
Мне, наконец, удалось найти в себе силы встать на ноги. Край футболки нахально задрался, демонстрируя обнажённые ноги. Впрочем, Мишель был достаточно тактичен, чтобы сделать вид, что мой неподобающий вид, его не интересует.
Неспешно подойдя к кровати, которую я так и не заправила, он вдруг замер, заворожено разглядывая измятое постельное бельё. По спине прошёлся лёгкий холодок, было во взгляде бессмертного нечто пугающее, почти безумное. Позже, я, конечно же, поняла, что именно привлекло его внимание – несколько алых пятен крови оставшихся на наволочке и простынях.
– Что это? – спешно приблизившись, тем не менее, оставаясь на «безопасном» расстоянии, я набросила на постель покрывало.
Мишель обратил ко мне взор через плечо, глядя беззаботно будто ничего и не произошло.
– Подарок, – аккуратно уложив на край матраца коробку, он распрямил плечи и обернулся полностью, просияв очаровательной улыбкой.
– Подарок?
– Не сочтите за наглость, но я осмелился предположить, что вам нечего надеть. Это вполне понятно, учитывая ваши с Блэком, эм… приключения. Разве можно думать про платья и перья, когда жизнь висит на волоске?
Последняя фраза прозвучала по-особенному вязко, словно загустевший ягодный кисель, ставший приторным желе, упругим, глянцевым, но абсолютно не вызывающим аппетит.
Я не чувствовала угрозу, но ощущала опасность. Это как случайно набрести на замёрзшее озеро в начале весны – каждый шаг может стать последним.
– Мне жаль, что мы доставили вам столько хлопот, – вежливо отозвалась я.
Надо же, а ведь Мишель в своём стремлении угодить попал в точку, у меня действительно не было подходящего платья на вечер. И всё же, вопреки данному факту, не желая быть ещё более обязанной, я попыталась вежливо отказаться, начиная издалека.