Исцеляющая любовь
Шрифт:
А в то самое время, когда они сражались во Вьетнаме, на родине шла другая война. Только в той войне сжигались не деревни — там сжигались бюстгальтеры.
Вести о размахе Движения за освобождение женщин несколько обескураживали солдат. Как можно сражаться за освобождение чужой страны, когда дома тебя ждет угроза нового плена?
И вот на Веселой улице они искали утешения в объятиях самых пленительных женщин, каких они когда-либо видели. Невозможно было устоять перед черными как смоль волосами и глазами, обольстительными улыбками и какой-то
А деликатесы и напитки! Откуда в стране, где повсюду (за пределами столицы) шла кровопролитная война, брались лучшие французские вина и блюда? Крестьяне в деревнях голодали, а в Сайгоне не было недостатка в паштете из гусиной печенки и шампанском. По сути дела, здесь было все, что есть в Париже, — за исключением мира.
В каких-то десяти милях от Веселой улицы восемнадцатилетние солдаты — дети фермеров из Дакоты, темнокожие парнишки из городских гетто Чикаго или Детройта — гибли от пуль или оставались калеками, так и не сумев понять, за что они проливают свою кровь.
И в то же время на родине многие поносили их за то, что они встали под знамена отчизны и пошли за нее умирать.
У врача есть только два способа постоянно выносить зрелище искалеченных людей — это загнать эмоции вглубь или заглушить их острыми ощущениями.
Хэнк Дуайер пошел по второму пути. Бои становились все ожесточеннее, и бывали дни, когда к нему на операционный стол попадало до десяти парней, лишившихся ног из-за мины-ловушки. У Хэнка, насквозь пропитанного кровью, притуплялись все чувства, и только в объятиях Мейлин он вновь оживал.
Они познакомились на Веселой улице, где каждый исполнял свою, традиционную для этого места роль. Он быстро убедил себя, что эти фарфоровые богини из образованных семей, которые разбросала или уничтожила война, тоже пришли сюда, на Веселую улицу, в поисках человеческого общения. И после недели ежевечернего посещения «квартала любви» Хэнк позвал Мейлин жить к себе, на виллу с кондиционерами, которую он делил с двумя другими офицерами. У обоих уже имелись азиатские «невесты».
Так у них образовалась своеобразная коммуна. У одной вьетнамки уже был ребенок, другая была беременна, и Мейлин быстро усвоила от подруг, что ее связи с Америкой заметно окрепнут, если она родит ребенка офицеру армии США.
Хэнк принял известие равнодушно. Если бы оно исходило от Черил, он закатил бы скандал и настоял на аборте. Но здесь, в Юго-Восточной Азии, все было совершенно иначе. Забота о детях целиком ложилась на плечи женщин. А кроме того, Мейлин отдавала себе отчет в том, что любой мужчина по природе своей полигамен, и была готова всю ночь терпеливо ждать, пока он вернется к ней… с Веселой улицы.
Барни Ливингстон, доктор медицины, родился 16 июня 1937 года в больнице округа Кинг в Бруклине. Боевое крещение получил 20 апреля 1970 года в зале «Версаль» нью-йоркского отеля «Сент-Реджис».
В промежутке между многообещающим анонсом «Издательского вестника» и выходом книги в свет издательский дом «Беркли» заключил контракт на пятнадцать тысяч долларов с издательством, выпускающим книжки в тонких обложках. Билл Чаплин счел эту сумму скромной, зато Барни был так ошеломлен, что полдня выводил эту сумму на листке бумаги.
В приподнятом настроении он отправился к портному снимать мерку для костюма.
— Бог мой! Как ты великолепен! — воскликнула Эмили. — Придется за тобой приглядывать, не то какая-нибудь красавица тебя соблазнит прямо на приеме.
Он обнял ее и сказал:
— Послушай, крошка, когда со мной в одном помещении находишься ты, для меня не существуют даже звезды Голливуда.
— А что, эта подружка твоего Билла тоже там будет?
— Да, — с усмешкой ответил Барни. — Она ведь его помощница, и именно она все это организовала.
— Но она и впрямь красотка!
Барни вздохнул:
— Эм, ты же знаешь, я сторонник моногамии. Я больше всего хочу взять твою левую руку и надеть на твой палец обручальное кольцо.
Эмили это не убедило. Она твердо верила, что стоит мужчине оказаться в свете софитов, как у него появляются греховные мысли.
— А еще не забудь свою богиню от медицины!
— Лору, что ли?
— Я могу надеяться, что ты нас наконец познакомишь? Или ты ее придумал, чтобы вызвать во мне ревность?
— Она наверняка занята, — сказал Барни небрежным тоном. — Хотя я попросил Билла, чтобы ей послали приглашение, — просто чтобы она знала, что я буду рад ее там видеть.
Через двадцать минут они уже были в вестибюле отеля «Сент-Реджис», где их поджидали взволнованные Эстел, Уоррен и его жена Банни (очень и очень беременная).
— Почему вы не подниметесь? — весело спросил Барни. — Лучшие закуски расхватают!
Он обнял мать, только сегодня утром прилетевшую из Флориды.
— Спасибо, что приехала.
— Барни, неужели я могла пропустить такое событие? Ведь я же всю жизнь проработала в библиотеке! Для меня написать книгу — это самое большое достижение, на какое способен человек.
Уоррен изо всех сил старался подавить вспыхнувшую в нем ревность.
— Ну хватит вам, пойдемте лучше и посмотрим, какие деликатесы приготовил издательский дом «Беркли» в честь автора. Если ерунду какую-нибудь, завтра же подам на них в суд.
Они прибыли не первыми. Большинство чемпионов — героев книги — уже были тут. Барни, задыхаясь от волнения, представил бессмертным героям спортивного пантеона своих мать, брата, невестку и Эмили.
Торжество было в разгаре, когда появилась еще одна гостья.
Эмили мгновенно узнала Лору Кастельяно. Одетая в строгое темно-синее платье, без всяких украшений, за исключением золотых волос, Лора была неотразима.
Барни бросился к ней, они расцеловались, и он тут же притащил ее к своим.