Исцеляющая любовь
Шрифт:
Толпа в страхе отпрянула.
— Я врач, черт бы вас всех побрал! — выкрикнул Беннет, едва владея собой.
Барни крикнул ему снизу:
— Бен, давай! Неси что-нибудь вместо троакара, чтобы дать ему воздуха!
Беннет поискал глазами, но ничего подходящего не нашел. Тут он увидел, что у официанта из нагрудного кармана торчит шариковая ручка. Он моментально выхватил ее, разломил пополам, достал стержень и протянул внешний жесткий цилиндр Барни. Тот мигом вставил стержень в надрез на горле
Потом крикнул Бену:
— А с кровотечением что будем делать? Есть чем заменить зажим?
— Нет, Барн, откуда. Оставайся возле него и следи, чтобы щель…
Его слова потонули в реве сирен. Бармен успел нажать кнопку сигнализации, и по тревоге примчался наряд из расположенного в каких-то восьмистах метрах полицейского участка.
Внезапно заведение заполонили люди в мундирах.
Они быстро оценили обстановку: чернокожий с ножом в руке стоит над распростертым на полу белым, у которого из горла хлещет кровь. Полиция действовала быстро и решительно.
Втроем офицеры навалились на Беннета. Двое держали ему руки, а третий безжалостно колотил по лицу и корпусу, пока он не рухнул на пол, где его продолжали бить, теперь уже ногами.
Барни знал сейчас только одно: надо держать открытой щель в гортани пострадавшего. Поэтому он не мог прийти на помощь другу, а лишь взревел, как раненый бык:
— Мерзавцы! Он же врач! Он только что спас ему жизнь. Не троньте его!
Больше он ничего не помнил.
Его разбудил холодный ветер.
Фельдшер «скорой помощи» махал у него перед носом ваткой с нашатырем, пытаясь привести его в чувство.
— Доктор, как себя чувствуете? — спросил он.
«Как я себя чувствую! — зло подумал Барни. — Как будто нырнул в бассейн головой вперед, забыв налить воду». Но его беспокоило нечто более важное.
— Бен… Где Бен?
— Это второй доктор?
— Он хирург! — слабым голосом поправил Барни.
— С ним все будет в порядке, — ответил фельдшер.
— В порядке? — ахнул Барни. — А где он?
— Едет в госпиталь Риджтаун.
— С этим пострадавшим?
— Не совсем, — ответил тот. — Он в отдельной машине.
Барни наконец удалось сфокусировать взгляд на своем собеседнике.
— Его здорово избили, — смущенно пояснил тот. — Полицейские не поняли, кто он такой. Подумали…
— Он провел неотложную трахеотомию, болван! Спас этому толстому идиоту жизнь!
Фельдшер не знал, как реагировать. Не придумав ничего иного, он сказал как есть:
— Да, это было потрясающе. Вы оба сработали просто блестяще.
— Отвезите меня к нему! — приказал Барни, все еще с трудом ворочая языком. — Я хочу видеть своего друга!
— Прошу меня извинить, сэр, но у нас есть распоряжение сделать вам рентген на случай сотрясения мозга. А потом доставить в участок.
— Какой такой участок? — заплетающимся языком выговорил Барни.
— Полицейский участок. — В голосе фельдшера слышались извиняющиеся нотки. — Родственники жалобу подают.
Барни опять пришлось разбудить брата посреди ночи.
— Барн, да ты что? — простонал Уоррен, еще не вполне проснувшись. — Только не говори, что выпустил еще одну книгу.
— Боюсь, Уоррен, на этот раз все намного хуже. Меня не выпускают.
— Что-что?
— Да проснись ты и слушай! Отсюда разрешают позвонить только один раз.
— Ты в полиции? Да в чем дело-то?
— Чем кончится, пока сказать не могу, но, кажется, речь может идти о покушении на убийство.
— Черт! — присвистнул У оррен и сразу проснулся.
Под нетерпеливое постукивание сапога угрюмого полицейского Барни поведал брату о случившемся, стараясь говорить коротко и ясно.
Уоррен попытался припомнить соответствующую законодательную норму. К счастью, как раз недавно он читал о подобном случае в каком-то юридическом журнале.
— Так, Барни. Я понимаю, что ты устал, но я сейчас буду задавать тебе очень важные вопросы, а ты должен как следует подумать, прежде чем отвечать.
Постукивание форменного сапога становилось все громче и громче. Барни с мольбой посмотрел на полицейского и сказал со всей учтивостью, на какую был способен:
— Сержант, это мой адвокат. Мне кажется, с адвокатом разрешено говорить столько, сколько нужно.
Офицер лишь кашлянул, давая понять, что продолжительность разговора определяет он.
Итак, — начал Уоррен свой допрос, — ты ясно им заявил, что ты врач?
— Прокричал во все горло.
— Больной просил о помощи? Или, наоборот, отказывался от нее?
— Уоррен, — сказал Барни, чувствуя, как досада усугубляет его усталость, — он был при смерти. Если бы мы не…
— Барн, пожалуйста, отвечай строго на мои вопросы. Кто-нибудь из его родственников там был?
— Да-да, был, кажется. К чему ты клонишь?
— Это называется «Закон доброго самаритянина», — ответил брат. — Начиная с пятидесятых годов в некоторых штатах действует норма, освобождающая врачей от исков за врачебную ошибку, если помощь оказывалась в чрезвычайной ситуации.
— Послушай, это был вопрос жизни и смерти. У меня не было времени показывать свой диплом.
— Короче говоря, ты утверждаешь, что назвался медиком и ни сам пострадавший, который в тот момент был невменяем как с медицинской, так и с правовой точки зрения, ни его родные от помощи не отказались?