Исцеляющее прикосновение
Шрифт:
Джакоба тихо ахнула, а он притянул ее к себе со словами:
— Разве можно быть столь легкомысленной и уходить на пустоши в такой туман?
Девушке показалось, что граф сердится. Но ее сердце не хотело этого знать, оно затрепетало, словно пойманный птенец, — ведь он рядом, и его руки обнимают ее!
Она уткнулась лицом в его плечо.
— Как ты могла оставить меня? — прошептал граф. — А если б я не смог тебя отыскать?
Джакоба решила, что все это ей снится.
Она
— В-вы… велели мне… уехать! — чуть слышно пролепетала она.
— Но был уверен, что после моего грубого приема ты должна меня возненавидеть!
Он нежно взял ее за подбородок и заглянул в лицо. Туман был настолько густой, что они едва могли видеть друг друга, но Джакоба необычайно остро воспринимала присутствие графа, его близость.
— Как ты ко мне относишься? — спросил он. — Скажи мне правду. Незнание или обман для меня невыносимы.
Все еще сомневаясь, что такое может происходить наяву, а не во сне, Джакоба ответила:
— Я… я люблю вас… Люблю… Я ничего не могу с собой поделать!.. И… если я должна буду уехать… то лучше бы мне… сразу умереть!
Граф крепко прижал ее к себе, и ей стало трудно дышать.
А в следующую секунду он начал целовать ее, и его поцелуи были отнюдь не осторожными и робкими, а жадными и властными, словно он боялся потерять ее и готов был сразиться с целым миром, чтобы удержать ее подле себя.
Джакобе показалось, будто ее пронзила молния. Блаженство и одновременно боль — эти ощущения были так не похожи на все, что она прежде знала.
А граф продолжал ее целовать, но теперь его ласки заключали в себе столько нежности, оставаясь все такими же властными.
Любовь к нему переполняла все ее существо. Она сказала правду: если ей нельзя остаться с ним, она предпочтет умереть. И когда граф наконец оторвался от ее губ, она невнятно прошептала:
— Пожалуйста, разрешите мне… остаться! Разрешите быть… рядом с вами!
— Ты останешься со мной навсегда! — решительно произнес граф.
— Вы… вы уверены… что хотите этого?
— Я люблю тебя! Люблю, как никогда никого не любил! Но я так боялся, что внушил тебе ненависть, поэтому мне необходимо было отослать тебя отсюда!
Он не дал ей ответить и снова начал целовать.
Джакоба испытывала неземное блаженство, и ей показалось, будто она умерла и попала в рай.
Прошло немало времени, прежде чем граф сказал:
— Пойдем обратно в замок, дорогая. Опасно так долго оставаться в тумане.
Джакоба подняла к нему сияющие глаза.
— Туман рассеялся! — молвила она.
Граф осмотрелся. Действительно, пока он целовал ее, стоя на коленях среди вереска, в который улеглись его спаниели, туман рассеялся!
Небо посветлело, и сквозь облака уже проглядывали солнечные лучи.
Обернувшись, Джакоба и граф увидели башни замка. На деревьях в парке и саду еще висели клочья тумана, но и они стремительно таяли.
Граф поднялся и помог встать Джакобе. Снова обняв ее, он сказал:
— Можно ли быть столь поразительно красивой! Неужели ты действительно меня любишь?
— Я… люблю тебя! И я так счастлива, что мне кажется, будто все это сон! — ответила Джакоба.
Граф поцеловал ее глаза, словно пытался осушить слезы на ресницах.
— Я сейчас же веду тебя домой! — нежно произнес он. — Надо немедленно принять горячую ванну, чтобы ты не простудилась.
Джакоба вскрикнула:
— Но этого надо опасаться тебе — ты ведь был так болен!
Она все еще робко дотронулась до его щеки.
— Как ты мог… идти в туман… искать меня?
— Потому что иначе я бы тебя потерял, — ответил граф. — Ну пойдем же, любимая. Мы поговорим об этом потом, дома.
Он взял ее за руку и повел по извилистой тропинке к замку. Она оказалась настолько крутой, что теперь Джакоба и сама не понимала, как ей удалось подняться так высоко в тумане, настолько плотном, что она почти не видела, куда ставила ноги!
Спаниели весело бежали впереди, виляя хвостами: мол, все в порядке.
Когда они подошли к замку, Джакоба сказала:
— Я вся промокла и выгляжу… просто ужасно! Мне не хотелось бы… чтобы кто-нибудь увидел меня… такой.
Граф улыбнулся.
— Мне ты кажешься прелестной, но я понимаю, что ты хочешь сказать. Мы войдем в замок сбоку.
Они прошли через дверь, выходившую в сад, и поднялись наверх не по главной лестнице.
Граф подвел Джакобу к ее комнате и, открыв дверь, попросил:
— Поторопись, я хочу с тобой поговорить. Я буду в своем кабинете.
Он уже хотел уйти, но Джакоба сказала:
— Ты должен переодеться! Ты ведь тоже промок!
— Продолжаешь за мной ухаживать?
— Я по-прежнему твоя сиделка и… значит… ты должен меня слушаться!
Он засмеялся.
— Я буду слушаться тебя, а ты — меня. Я прикажу, чтобы тебе приготовили горячую ванну.
— И ты прими ванну! — напомнила ему Джакоба. — Я не хочу, чтоб ты снова заболел!
В ее голосе звучала такая любовь, что граф невольно шагнул к ней, однако усилием воли заставил себя остановиться: Джакоба права, им действительно надо поскорее снять с себя промокшую одежду. Повернувшись, он направился к себе в спальню.