Исчадия разума: Фантастические романы
Шрифт:
Он спустился на следующую площадку и оказался у третьего пролета. Пение стало слышнее, и внизу Лэнсинг увидел мягко светящиеся пятна, будто сверкающие в темноте кошачьи глаза. Лестница кончилась, еще несколько ступенек — и вместе с Мэри они оказались на металлической дорожке.
— Механизм, — предположила Мэри, — или машина.
— Трудно сказать, — откликнулся Лэнсинг, — по-видимому, какое-то устройство.
— А ведь оно работает, — сказала Мэри. — Заметьте, это первый обнаруженный нами признак жизни.
Машина не была громоздкой. Во всяком случае, ее размеры не подавляли. Множество огоньков, показавшихся Лэнсингу кошачьими глазами, светились на поверхности, позволяя
Переведя луч фонарика, Лэнсинг обнаружил, что металлическая полоса под ними уходила вперед, образуя узкий проход между двумя скоплениями механизмов. Свет фонарика не позволял определить длину дорожки; с обеих сторон тянулись паукообразные механизмы.
Медленно и осторожно Лэнсинг стал продвигаться по дорожке; Мэри не отставала ни на шаг. Дойдя до машины, они остановились. Лэнсинг направил свет фонарика на ближайшую часть устройства.
Механизм оказался не просто похожим на паука; сплетение ажурных нитей, полированный металл, если это, конечно, металл, ярко блестел; ни единого пятнышка грязи, ни пылинки. Не похоже ни на одну из виденных раньше машин, подумал Лэнсинг. Сооружение напоминало творение скульптора-авангардиста, созданное с помощью плоскогубцев в веселую минуту. Несмотря на отсутствие движущихся частей или других признаков работы, механизм, казалось, был полон жизни и имел вполне определенное назначение. И он без устали напевал вполголоса.
— Странно, — растерянно произнесла Мэри, — как инженер я должна бы догадаться, что же это, но я не узнаю ни единой составной части.
— И ни малейшего представления о том, что оно делает?
— Абсолютно.
— Ну что ж, мы назвали это машиной.
— За неимением лучшего термина.
Тут Лэнсинг обнаружил, что его тело подсознательно реагирует на ритм машинного пения. Размеренная музыка незаметно проникла в него, стала фоном его существования.
Откуда-то, очень издалека, пришла мысль: нечто подчиняет меня себе. Казалось, это была даже не его собственная мысль, а словно бы кто-то другой подумал об опасности. Лэнсинг хотел предупредить Мэри, но, еще не успев закричать, превратился в другое существо.
Его рост составлял несколько световых лет, и каждый его шаг измерялся триллионами миль. Он высился над Вселенной — полупрозрачный, разреженный, сверкающий и переливающийся блестками в ослепительном сиянии хоровода солнц. Планеты казались всего лишь скрипящим под ногами гравием. Черную дыру, оказавшуюся у него на пути, он отшвырнул как футбольный мяч и, протянув руку, сгреб полдюжины квазаров, нанизал их на звездный свет, повесил ожерельем себе на шею.
Он взбирался на гору из звезд; карабкаясь по крутому склону, он столкнул несколько светил, и те с грохотом полетели вниз, вертясь и подпрыгивая; они, наверное, скатились бы до основания горы, если бы у горы было основание.
Наконец он добрался до вершины и встал там, устойчивости ради расставив ноги. Вся Вселенная, от края до края, лежала перед ним. Лэнсинг погрозил ей кулаком и бросил, выкрикнул вызов Вечности, и дальние закоулки бесконечности эхом отозвались на его крик.
Отсюда ему был виден конец времени и пространства. Он вспомнил, как когда-то хотел узнать, что лежит за их пределами. Ну вот, теперь он узнал, и поделом ему. Потеряв равновесие, он, кувыркаясь, полетел вниз и, достигнув подножия горы (которого на самом деле не существовало), распластался в межзвездной пыли и газе, колеблющихся вокруг подобно волнам бурного моря и безжалостно
Мэри тянула его за руку. Еще не вполне понимая, где он и что происходит, Лэнсинг повернулся и тупо посмотрел на валяющийся на полу зажженный фонарик. Он поднял его, едва не упав лицом вниз.
Мэри снова потянула его за рукав.
— Здесь уже можно остановиться. Как вы себя чувствуете?
— Сейчас приду в себя. Мысли, правда, еще несколько путаются. Я видел Вселенную…
— Так вот что вы видели.
— Вы хотите сказать, что тоже что-то видели?
— Да, и когда я вернулась, вы стояли как ледяная статуя. Я боялась тронуть вас — вдруг бы рассыпались на миллион осколков.
— Давайте присядем на минутку.
— Но здесь не на что сесть.
— На пол. Мы можем сесть на пол.
Они опустились на жесткую металлическую поверхность.
— Итак, теперь мы знаем, — сказала Мэри.
— Что знаем?
Лэнсинг потряс головой. Туман в голове постепенно рассеивался, но соображал он еще с трудом.
— Знаем, что делает эта машина. Эдвард, не надо рассказывать обо всем генералу — он рассвирепеет.
— Нам придется это сделать. Заключив сделку, нужно быть честными до конца.
— И снова, как с теми дверями, — вздохнула Мэри. — Мы нашли что-то, но не знаем, как этим управлять.
Лэнсинг бросил взгляд на машины. Теперь он видел их более отчетливо.
— Вы сказали, что видели Вселенную. Что вы имели в виду?
— Мэри, Мэри, Мэри! Умоляю вас, подождите немного.
— Вас сильно скрутило.
— Пожалуй.
— У меня все прошло легче.
— Вы же сильная личность.
— Перестаньте иронизировать. Тут не до шуток — дело весьма серьезное.
— Я знаю. Простите меня. Вы хотите знать, что со мной происходило? Попытаюсь описать. Я посетил Вселенную. Я был огромным. Мое тело было соткано из звездного света, может быть и из хвостов комет. Похоже на сон и в то же время не сон. Я действительно был там. Как это ни странно, но я был там. С вершины звездной горы, на которую я взобрался, я видел Вселенную — всю Вселенную до конца пространства и времени, до тех границ, за которыми пространство и время уже не существуют. Я видел, что за ними. Я смутно помню увиденное. Хаос — можно назвать это так. Беспорядочное бытие, неистовое гневное ничто. Я никогда не представлял себе это ничто таким — как яростный гнев. Оно потрясло меня. Холодная ярость — я имею в виду не температуру, такого понятия там не существовало, но душа стыла от мертвенности и от злобности небытия. Безразличие, нет, хуже чем безразличие — ничто ненавидело все, что существует и существовало. Злобное стремление добраться до всего, что не является ничем, и уничтожить его.
Мэри всплеснула руками:
— Ох, мне не стоило расспрашивать вас! Я не имела права настаивать. Простите, что заставила вас заново все пережить.
— Нет, я хотел рассказать вам обо всем, хотя, может быть, и не сейчас. Но теперь страшное позади и на душе у меня заметно полегчало. Рассказывая, я, пусть отчасти, избавлялся от наваждения. Что эта машина делала со мной — с нами! Ведь и вы что-то видели?
— Да, но не столь мрачное и угнетающее. Я уверена, виной всему машина. Она вырвала наше сознание, эго, жизненную силу, индивидуальность, если хотите. По-вашему, это был сон и все же не совсем сон. Я думаю, все было реально. Машине недоступно понятие сна. Там, где были вы, любой бы увидел то же самое. Правда, некоторые нелепости…