Ищейка
Шрифт:
Да. Именно так, и никак иначе.
— Энрике, вот тебе больше полутора тысяч лет, — неожиданно пробормотал я.
— Да, больше, правда, ненамного, — вздохнул даймон. — А с чего ты вдруг завёл эту тему?
— Как ты умудряешься, столько прожив, оставаться таким вот жизнерадостным раздолбаем? — я хмыкнул. Он радостно ухмыльнулся, явно собираясь сказать какую-нибудь гадость, но почему-то вдруг пристально посмотрел на меня, слегка прищурился и несколько посерьёзнел.
— А к чему ты спросил?
— Это принципиально важно?
— Я бы сказал, да. Зная, что натолкнуло тебя на такие размышления, я смогу более внятно ответить.
— Просто праздное
— А, да тут всё просто, — как мне показалось, с облегчением отмахнулся огненный наш. — В сущности, все расы можно разделить на стихийные, дикие и долгоживущие, а люди — они где-то посередине между последними двумя. Дикие живут очень быстро, их срок жизни не превышает сотни лет; стареют они так же стремительно, всего за год-два. Долгоживущие, вроде эльфов, живут около тысячи лет; они живут медленно, и через тысячу лет разум устаёт от накопленного опыта, и эльфы, не старея, ложатся и умирают. Некоторые, правда, умудряются прожить и дольше, но это такие зануды! А мы, стихийные, потенциально можем жить сколько угодно, поэтому у нас психика по-другому устроена; если как эльфы жить и всё постоянно помнить, можно свихнуться. Вот мы и взрослеем медленно, и от жизни не устаём тысячелетиями. Хотя, как правило, через несколько тысяч лет всё надоедает, и мы растворяемся в стихии. Во всяком случае, у даймонов — так, а у других не знаю. Подожди, а у вас что, это не проходят?
— Проходят, наверное. Но я как-то мимо прошёл весь предмет, — я хмыкнул. — Что поделаешь — не интересовался я этими вопросами в юности, не до того было.
— Чем ты вообще в юности интересовался? — заржал товарищ.
— Всем, чем положено интересоваться жизнерадостному балбесу из хорошей семьи, — хмыкнул я. — Боевой магией и хорошенькими ведьмочками. Как ты можешь наблюдать, по обоим вопросам у меня твёрдое «отлично».
— С боевой магией я не спорю, а вот по поводу ведьмочек, — Аморалес с сомнением покачал головой.
— А по поводу ведьмочек ты и знать ничего не можешь, — хихикнул я. — Мы с тобой тогда знакомы не были.
— То есть, после знакомства со мной ты перестал интересоваться ведьмочками? — совершенно искренне ужаснулся друг.
— Туман тебя побери с такими предположениями! — праведно шарахнулся я. Даже сотворил охранное знамение. — Просто в тот момент я перестал быть жизнерадостным балбесом, потому как должен же кто-то тебя удерживать в ответственные моменты?
— Последнее время в самые ответственные моменты ты дуришь похлеще меня, — пренебрежительно фыркнул даймон.
— Вывод один: я впадаю в детство, — грустно заключил я, заглядывая в опустевший бокал. — Рико, мы должны их поймать.
— Кого? — растерялся тот.
— Сектантов этих. Из-за них… Короче, всё плохо будет, если мы их не накроем.
— Это я уже понял, — вздохнул друг. — Что же, давай думать. В конце концов, что нам ещё остаётся?
И мы принялись думать, вооружившись бумагой, письменными принадлежностями и внушительным кувшином цага.
Сначала пошли факты, связанные с нашим делом в хронологическом порядке. Сперва — странная смерть графини Ла’Триз: что-то, что напугало лошадь до безумия, и не оставило никаких следов. Вторым пунктом, по некотором размышлении, был записан безумный оборотень и картинка на стене в моей гостиной. Дальше — пробел длинной в двадцать лет и появление твари из другого плана. Смерть Ла’Триза. Массовые жертвоприношения, и, наконец, три дракона. Причём связать
— Давай думать, как всё выяснить. Интересно, а что у нашего драгоценного начальника получилось с СБК? — я вздохнул. — Туман побери, надо ещё что-то с соседями решать… Вот когда пожалеешь, что в доме нет дворецкого! — я обеими руками потёр лицо.
— Ладно, тогда ты иди, улаживай финансовые вопросы, а я поговорю с Шоном.
— Как бы я хотел с тобой поменяться!
— Ничего-ничего, помучайся, тебе полезно. Вечером я с новостями буду тут, попробуем подумать уже со всеми возможными фактами.
Я распрощался с даймоном, допил цаг и отправился приводить себя в порядок: идти общаться с моими респектабельными соседями в мятых брюках на босу ногу себе дороже. Конечно, забавно будет видеть реакцию, но, боюсь, со мной перестанут даже здороваться…
Через полчаса я вышел из дома и для начала нервно хмыкнул, окинув взглядом изменившую облик улицу. Впрочем, пострадали всего три дома, вокруг которых собрались группки людей — судя по всему, маги из строителей. Вспомнить бы, кто в пострадавших домах обитает!
Так, начну-ка я с соседки слева. Насколько помню, это была милая старушка-вдова госпожа Ап’Каут. Её муж, офицер военного флота, погиб в одной из множества мелких военных операций. Как положено капитану, последним покидал тонущий корабль, и не успел; он и ещё несколько офицеров. У вдовы осталось двое детей; старший сын лет семидесяти и младший, практически мой ровесник. Младшего звали Курт, мы с ним в детстве даже дружили, пока я не отправился обучаться магии. А вот старшего… То ли Фер, то ли Френ.
С госпожой Ап’Каут особых проблем касательно улаживания инцидента не возникло. Она была дома, встретила меня вполне радушно, сокрушённо покачала головой над «вышедшим из-под контроля магическим экспериментом», похвалила моё «умение отвечать за свои поступки», пообещала прислать счёт за восстановление. А потом мы вполне мирно посидели за чашечкой цага, разговаривая о жизни. Отдать должное пожилой леди, поговорить с ней было весьма интересно, что оказалось для меня открытием. Несмотря на телесную немощность — Марго Ап’Каут была очень хрупкой, миниатюрной старушкой с пергаментной прозрачной кожей и аккуратно прибранными пушистыми седыми волосами, — разум её был ясен и силён. Пожалуй, гораздо яснее чем у многих молодых. Мы немного поговорили о классической литературе, потом перешли к живописи. Вдова поинтересовалась у меня впечатлениями от недавно открывшейся выставки молодой художницы Марены Са’Тор, на что я вполне искренне порекомендовал эту самую выставку посетить.
В общем, распрощались мы где-то через час, вполне мирно. Я даже с искренним удовольствием пообещал непременно зайти в гости на чашечку цага, как только более-менее разберусь с работой. Госпожа Ап’Каут утешительно похлопала меня сухой тонкой ладонью по плечу и к моему удивлению очень уважительно отозвалась о моей увлечённости столь благородным и нужным делом, посокрушавшись о беспечности большей части молодёжи, не желающей выполнять свой долг перед обществом и этим миром.
Собственно, на общении со старой вдовой положительные впечатления кончились.