Ищейки в Риге
Шрифт:
Мёрт раздумывал, а Валландер ждал.
— Неделя, — сказал Мёрт. — По меньшей мере неделя. Только никому не говори.
— Считай, что я уже забыл. А ты все еще уверен, что это иностранцы? Русские или жители Восточной Европы?
— Да.
— Ты обнаружил что-нибудь особенное?
— Я не разбираюсь в оружии. Но пуль такого типа я раньше не видел.
— Что-нибудь еще?
— Да. У одного из мужчин татуировка на предплечье. Что-то вроде кривой сабли. Турецкий ятаган или как он там называется?
— А что это такое?
— Ну, сабля какая-то. Прозектор
— А надписи?
— Что ты имеешь в виду?
— На татуировках обычно бывают надписи. Женское имя или какое-нибудь название.
— Ничего.
— Что-нибудь еще скажешь?
— Не сейчас.
— Что ж, спасибо.
— Не за что.
Валландер положил трубку, налил себе кофе и направился к Бьёрку. Кабинеты Мартинссона и Сведберга были открыты. Но никого из них не было на месте. Валландер сел и стал пить кофе, пока Бьёрк заканчивал говорить по телефону. Он рассеянно прислушивался к словам Бьёрка, который все больше и больше терял самообладание. Но когда Бьёрк с силой швырнул трубку, Валландер вздрогнул.
— Черт возьми! — воскликнул Бьёрк. — Есть ли хоть какой-то смысл в нашей работе?
— Хороший вопрос, — ответил Валландер. — Но я не понял, что ты имел в виду.
Бьёрка трясло от возмущения. Валландер не помнил, чтобы когда-нибудь видел шефа в такой ярости.
— Что случилось? — спросил он.
Бьёрк посмотрел на него:
— Просто слов нет! Один из тех убийц в Ленарпе, которого мы называли Люсия, недавно получил временное разрешение покинуть тюрьму. И конечно, не вернулся. Вероятно, уже выехал за пределы страны. Теперь мы его никогда не поймаем.
Валландер не поверил своим ушам.
— Разрешение? Он ведь еще и года не отсидел? За одно из самых жестоких преступлений в стране? Какого черта ему дали освобождение?
— На похороны мамочки.
Валландер остолбенел:
— Но ведь его мать умерла десять лет назад! Я помню это еще по рапорту, который нам прислала чешская полиция.
— Женщина, назвавшаяся его сестрой, сидела в тюрьме Халль. Она подала прошение на временное освобождение, чтобы присутствовать на похоронах. У нее было приглашение, свидетельствующее, что в церкви Энгельхольма состоится погребение. Приглашение, конечно, поддельное. В этой стране все еще есть люди, наивно полагающие, что никто не станет подделывать приглашения на похороны. Его отпустили под надзором. Позавчера. Естественно, не было ни похорон, ни умершей матери, ни сестры. На надзирателя напали, связали и бросили в лесу где-то возле Йончёпинга. И у них еще хватило наглости проехаться на полицейской машине через Лимхамн в аэропорт Каструп. Там они ее бросили. И исчезли.
— Это невозможно, — продолжал возмущаться Валландер. — Кто, черт возьми, дал разрешение такому бандиту?
— Швеция — фантастическая страна, — сказал Бьёрк. — С ума сойти можно.
— Но кто это сделал? Тот, кто дал ему разрешение, должен занять его место в тюремной камере. Как такое можно допускать?
— Я разузнаю это, — сказал Бьёрк. — Но факт есть факт. Мерзавец сбежал.
Валландер вспомнил то дело: неслыханно жестокое убийство пожилой супружеской пары в Ленарпе, и удрученно взглянул на Бьёрка.
— Зачем тогда все это? — спросил он. — Зачем мы выслеживаем преступников, если потом Управление исполнения наказаний отпускает их из тюрем просто так, за здорово живешь?
Бьёрк молчал.
Валландер встал и подошел к окну.
— Сколько можно это терпеть?
— У нас нет другого выхода, — вздохнул Бьёрк. — Так что там у тебя насчет тех трупов со спасательного плота?
Валландер коротко доложил обо всем. Его переполняли усталость и разочарование. Во время его доклада Бьёрк сделал несколько заметок.
— Русские, — произнес он, когда Валландер закончил.
— Или из Восточной Европы. Мёрт, видно, свое дело знает.
— Тогда я обращусь в Министерство иностранных дел, — сказал Бьёрк. — Это их дело — устанавливать связи с русской милицией. Или польской полицией. Или полицией стран Восточной Европы.
— Но ведь это могли быть русские, жившие в Швеции, — сказал Валландер. — Или в Германии. Или, например, в Дании.
— И все же большинство русских живет в Советском Союзе, — заметил Бьёрк. — Я немедленно свяжусь с МИДом. Они знают, как вести себя в таких ситуациях.
— Надо было положить эти трупы обратно на плот и попросить береговую охрану отбуксировать его в международные воды, — сказал Валландер. — Тогда мы избежали бы дальнейшей ответственности за это дело.
Но Бьёрк, казалось, не слышал.
— Нам нужна помощь в установлении их личности, — сказал он. — Фотографии, отпечатки пальцев, одежда.
— Еще татуировка. Кривая сабля.
— Сабля?
— Да. Кривая сабля.
Бьёрк покачал головой и потянулся за телефонной трубкой.
— Подожди, — сказал Валландер.
Бьёрк опустил руку.
— Я подумал про человека, который позвонил нам, — сказал Валландер. — Мартинссон сказал, что он говорил по-сконски. Хорошо бы попытаться найти его.
— Разве о нем что-то известно?
— Нет. Именно поэтому я предлагаю сделать открытое обращение. Попросить человека, видевшего дрейфующий красный резиновый плот, позвонить в полицию.
Бьёрк кивнул:
— И все же я должен поговорить с прессой. Журналисты уже давно об этом трезвонят. Как им удалось так быстро разнюхать, что случилось на пустынном берегу, ума не приложу. Вчера об этом говорили целых полчаса.
— Ты же знаешь, у нас утечки, — сказал Валландер и снова вспомнил убийство в Ленарпе.
— У кого это «у нас»?
— В полиции. В Истадском полицейском округе.
— И кто же это?
— Откуда мне знать? Напоминать личному составу о неразглашении служебной тайны — это твоя обязанность.
Бьёрк со злостью стукнул ладонью по столу, как будто отвесил символическую оплеуху. Но ничего не ответил.
— Мы выступим с обращением к населению, — сказал он. — В двенадцать часов, перед дневным выпуском новостей. Я хочу, чтобы ты присутствовал на пресс-конференции. А сейчас я позвоню в Стокгольм, чтобы получить инструкции.