Исчезающий Трон

Мэй Элизабет

– Нет, - шепчу я.
– Я никогда не чувствовала себя более человечной.
– потому что Охотницы всегда умирают молодыми. Всегда. А я уже однажды обманула смерть. Так же, как и Гэвин.
– Ты никогда не рассказывал мне, что ты видел на той стороне.

Гэвин напрягся. Я вижу отражение парящего фонаря в его глазах, такого яркого и красивого. Энергичная музыка начала замедляться и переходить на вальс, а песня заставила мое сердце болеть. CuachagnanCraobh, “TheCuckoointheGrove”.(название песни и исполнителя). Я не слышала ее многие

годы, с тех пор, как была ребенком.

– Нет, - сказал он тихо, - не рассказывал.

– Все в порядке, - я наблюдала за людьми внизу, как они кружатся и кружатся в вальсе. Их смех не соответствует моему внезапному мрачному настроению, - ты не обязан.

Мне стало интересно, если бы у меня был выбор, я бы сохранила в секрете все, что мне рассказала Кайлих? Возможно, я бы похоронила все эти воспоминания о Киаране глубоко в самом дальнем уголке своего сердца, где заперта моя скорбь. Мне бы не хотелось помнить его убийств, его даров.

Я могла бы целовать Киарана, а он мог бы касаться меня и шептать мне слова, и я могла бы притвориться, что Кадамах был совершенно отдельной личностью; двойник, дьявол. Мне бы не хотелось знать, что эта часть его все еще здесь, и единственное отличие лишь в том, что Киаран лишился своей силы, выбрал человеческое имя, и что у него были тысячи лет, чтобы нести отметины каждой жизни, что он забрал.

Гэвин и я теперь молчали. Он наблюдал за танцующими внизу и отпивал свое пряное вино. Напряженность в его теле была совершенна очевидна по тому, как крепко он держал кружку.

– Ты когда-нибудь слышала историю о Томасе Рифмоплете?
– спросил он внезапно.

Я покачала головой. Я помню это имя, но никогда не читала истории. Я перестала читать человеческие истории о фейри после смерти моей мамы. Именно эти истории научили меня тому, что железо защитит меня. Что все, что мне надо сделать - это пересечь воду, и я буду в безопасности. Что, еслия буду держаться города, то фейри никогда не найдут меня. Правда в том, что это ложь, которую люди рассказывают, чтобы чувствовать себя в безопасности от фейри. И эта ложь чуть не убила меня.

– Сэр Томас уверял, что Королева фейри забрала его в S`ith-bhr`uth на какое-то время. Когда он вернулся, у него был дар пророчества, - в голосе Гэвина звучит горечь, как будто он вспоминает историю, которую ненавидит с каждым разом все больше.
– Он предсказал войну и смерть в стихах, - потом он посмотрел на меня загнанным взглядом.
– Я читал ее, когда обрел Зрение. Я задаюсь вопросом, может, Томас все понял превратно? Может, он думал, что находится в реальности фейри, но вместо этого на самом деле умер?

Гэвин остановился и, когда казалось, что он уже не продолжит, я подалась вперед.

– И что же?

Мне бы хотелось забрать его воспоминания. Мне бы хотелось забрать все плохие и закрыть их в том же месте, где я храню свои.

Он допил вино.

– По правде говоря, Томас был лживым ублюдком. Если бы он видел хоть долю того, что видел я за завесой, он бы не написал поэмы. Он бы пожелал остаться мертвым.

Ты тоже предпочел бы оставаться мертвым? Я почти задала ему этот вопрос, но потом решила, что лучше не надо.

Гэвин уставился вниз на танцующих.

– Знаешь, я видел их, - он продолжил спустя некоторое время.
– Всех тех людей, что так и не удалось спасти от фейри. Я смотрел, как они умирают, их трупы придавливали меня к земле, пока я больше не мог дышать. Мне пришлось прорываться через них.

Я замешкалась, а потом взяла его за руку. Это такой знакомый жест, но я не уверена, что должна была это делать. Затем его пальцы сжали мои, и я почувствовала загрубевшие мозоли, которых не было до моего пребывания в S`ith-bhr`uth. Его гладкие руки джентльмена стали грубыми, трудолюбивыми руками выжившего.

– Я не стала рассказывать Эйтиннэ всего, - сказала я.- Я пропустила ту часть, где они взывали ко мне. Все, кто умер в Эдинбурге - я дотронулась до лица Гэвина, потом до его шрамов.
– Ты намного смелее меня. Ты видел, как это случилось. Я бы хотела избавить тебя от этого.

Как будто он и не слышал моих слов. Этот загнанный взгляд никогда не покидал его лица.

– Ты говоришь о храбрости, - сказал он.
– Я никогда не чувствовал себя храбрым.

Я улыбнулась.

– Тебе и не нужно ощущать себя таковым, чтобы это было правдой.

Я допила свое пряное вино. От напитка покраснели щеки, напоминая мне о днях, когда я не сражалась с фейри и была лишь девочкой в белых платьях.

Я снова могла побыть той девочкой, всего лишь на несколько часов. Только этой ночью.

– Так ты собираешься пригласить меня на танец?

Призрачная улыбка заиграла на его губах.

– Кажется я совсем забыл о манерах, да?
– он вытянул руку ладонью вверх.
– Окажете мне честь?

– Всегда, — говорю ему.

Мы опустились с балкона в город внизу, и Гэвин сопроводил меня в центр площади. Никто не остановился, чтобы посмотреть на меня. Никто не заставил меня чувствовать себя нежеланно или некомфортно. Не было напряженности среди танцующих, никаких повернутых шей или перешептываний о смерти моей мамы. Здесь у меня не было прошлого, не было репутации, которую нужно поддерживать. Никакого титула, который нужно чтить.

Гэвин и я начали шаги шотландки, и меня захватили воспоминаниями о том, как мы детьми танцевали в его гостиной. Я снова девочка в белом платье. Я смеялась и кружилась, мы переплетались с другими парами. Пьянящий вкус подогретого с пряностями вина дошел до моей головы, и от огней закружилась голова. Это не та официальная шотландка, к которой я привыкла. Это простой задорный, радостный танец со скрипками, хлопками и смехом.

– Я не видел, чтобы ты так смеялась, - сказал Гэвин, когда танец закончился, -с тех пор, как мы были детьми.