Исчезнувшая пожарная машина (Человек по имени Как-его-там)
Шрифт:
Ни полиции, ни дорожной службе ничего не было известно об этом. Наверное, автомобиль украли. С тех пор никто его не видел.
О последнем пассажире автомобиля тоже было достаточно много известно. Это был мужчина лет сорока или чуть старше, ростом около 175 см, с волосами пепельного цвета. Он не утонул — смерть наступила в результате удара по голове. Орудие убийства оставило отверстие в черепе. Отсутствие осколков костей вокруг отверстия указывало на то, что орудие убийства имело округлую форму.
Смерть наступила мгновенно.
Орудие убийства обнаружили внутри автомобиля.
Снять отпечатки пальцев у трупа не удалось. Кожа на пальцах расползлась, а на остатках кожи папиллярные линии были едва различимы.
В автомобиле не оказалось ни одного предмета, который позволил бы установить личность убитого. По его одежде это определить не удалось, она была дешевой, иностранного производства и неизвестно откуда. Здесь не было также ничего, что бы дало возможность получить какие либо сведения об убийце.
Полиция обратилась за помощью ко всем, кому могло быть что-либо известно о голубом «префекте» 1951 года выпуска, не зарегистрированном с 1964 года. Никто ничего не сообщил. Трудно было ожидать другого результата, если учесть, что вся страна превратилась в сплошное кладбище автомобилей, где проржавевшие останки одних покоились в саване из ядовитых выхлопов их наследников.
Монссон отодвинул рапорты в сторону, запер кабинет и вышел из полицейского участка. Глядя в землю, он направился по диагонали через Давидсхалсторг к винному магазину.
Он думал о своем утопленнике.
Монссон был одновременно и женат, и холост. Он и его жена начали действовать друг другу на нервы десять лет назад, когда их дочь вышла замуж за южноамериканского инженера и уехала в Эквадор. У Монссона была холостяцкая квартира на Регементсгатан, недалеко от Фридхемсторгет, и в основном он жил там. Но каждую пятницу, вечером он приходил домой к своей жене и оставался у нее до утра понедельника. С его стороны это было мудро, подумал Монссон. Взаимное раздражение исчезало и всю вторую половину недели они с удовольствием ждали их супружеского уик-энда.
Монссон любил сидеть в своем продавленном старом кресле и выпивать рюмочку-другую перед тем как отправиться в постель. Этот понедельник не был исключением. Вообще вечер в понедельник был особенным. И не только потому, что Монссон уставал от своей старушки и знал, что не увидит ее до пятницы, хотя в четверг ему уже захочется с ней встретиться, но еще и потому, что в предыдущие три дня ему приходилось пить за едой лишь слабое пиво. Крепкие спиртные напитки в доме жены были запрещены.
Он приготовил себе третий грипенбергер и начал размышлять о своем утопленнике.
Грипенбергер состоит из джина, газированного виноградного сока и кубиков льда. Финско-шведский кавалерийский офицер по фамилии Грипенберг научил его, как нужно смешивать этот коктейль. Это было в Вилманстранде,
Монссону приходилось расследовать много убийств, однако он не мог припомнить ничего похожего на смерть мужчины в автомобиле. Ясно, что речь идет о преднамеренном убийстве. Кроме того, убийца воспользовался орудием простым и эффективным. Округлые камни можно найти везде, а тот факт, что у кого-то оказался французский черный носок, вряд ли способен вызвать интерес.
Мужчину в автомобиле убили одним ударом. Потом убийца засунул труп в старый автомобиль и столкнул его в воду.
Со временем они, вероятно, установят личность жертвы, но у него было неприятное предчувствие того, что это не особенно встревожит убийцу.
Это дело, по-видимому, трудно будет раскрыть. Монссон чувствовал, что пройдет очень много времени, прежде чем оно будет расследовано. Если это вообще когда-либо произойдет.
XXII
Дорис Мортенсон возвратилась домой в субботу вечером, двадцатою апреля.
В понедельник, в восемь часов утра она стояла перед большим зеркалом в спальне, любуясь своим загаром и думая о том, как теперь ей будут завидовать коллеги. На правом бедре у нее еще оставался заметный след от любовного укуса, два подобных следа были также на ее левой груди. Застегивая бюстгальтер, она решила всю следующую неделю вести себя осторожно, чтобы избежать нежелательных вопросов и вынужденных объяснений.
Раздался дверной звонок. Она натянула платье через голову, сунула ноги в шлепанцы и пошла открыть дверь. Весь дверной проем заполнял собой гигантский блондин в твидовом костюме и коротком плаще спортивного фасона.
Он посмотрел на нее своими голубыми глазами и спросил:
— Как там в Греции?
— Замечательно.
— А вам известно, что военная хунта бросила там десятки тысяч людей в тюрьмы по политическим мотивам и что их пытают и убивают ежедневно? Что они подвешивают женщин на железные крюки к потолку и прижигают им соски грудей электрическими паяльниками?
— Об этом как-то не думаешь, когда ярко светит солнце, а все вокруг танцуют и чувствуют себя счастливыми.
— Счастливыми?
Она оценивающе взглянула на него и подумала, что ее загар должен хорошо смотреться на фоне ее белого платья. Она сразу увидела, что перед ней стоит настоящий мужчина. Большой, сильный и прямой. Возможно, он также немного грубоват, но это ему только идет.
— Кто вы? — с любопытством спросила она.
— Полиция. Моя фамилия Ларссон. Седьмого марта этого года в двадцать три часа десять минут вы приняли ложный вызов по телефону. Помните?
— Да, конечно. Мы очень редко принимаем ложные вызовы. Рингвеген в Сундбюберге.
— Верно. Что сказал тот человек?
— Пожар у дома на Рингвеген, 37. Цокольный этаж.
— Это был мужчина или женщина?
— Мужчина.
— Вы уверены в том, что он сказал именно это?
— Да.
Он вынул из кармана несколько листков бумаги, шариковую ручку и что-то записал.