Исчезнувший мир
Шрифт:
– Она еще жива. Мариан, вероятно, еще жива в том времени, откуда я прибыла, – сказала я, откладывая бумаги в сторону, словно они были слишком хрупкими.
Я открыла конверт «Патрик Мерсалт».
Стрелок патрульного катера во Вьетнаме, связь с Эльриком Флисом подтверждена. Фото обоих на катере, Флис тощий и моложе, почти совершенно не похож на того тучного человека, которого сняли с дерева из костей. В конверте были фотографии комнаты с зеркалами и скульптур. Фото Кеннеди, «Челленджера», покрытого ногтями катера.
– Что насчет этого? – спросила я. – Как насчет отпечатков пальцев?
– Все принадлежали Эльрику Флису. Никаких ниточек.
– Есть догадки по поводу значения «корабля из ногтей, несущего мертвецов»?
– Это
Я нашла эту запись. Нагльфар – корабль из ногтей мертвецов, после конца всего сущего поплывет, чтобы сразиться с богами.
Еще одна пачка фотографий, копии двадцати четырех полароидных снимков, найденных в доме Флиса, из вещмешка во второй спальне: Николь Оньонго.
– Женщину опознали? – спросила я. – Кто она?
– Через пару дней после обнаружения тела Патрика Мерсалта. Ее нашел специальный агент Филип Нестор с помощью гостиничных записей о номере машины. Он ее допросил, но она не имела отношения к убийству, не считая интимных отношений с Мерсалтом. Связь с Мерсалтом длилась несколько лет, но она была шокирована и в ужасе от того, что он совершил и что случилось с его семьей. Как я помню, она очень тяжело восприняла новости о его смерти.
Николь Оньонго работала медсестрой в хосписе «Доннел-хаус» округа Вашингтон, в штате Пенсильвания. Ее текущий адрес – квартира неподалеку от места работы, а в бумагах также были заметки о ее жизни и буднях. Похоже, почти каждый день она работала в «Доннел-хаусе», а потом шла в ближайший бар, «Мэйриз-инн», пила там и ближе к ночи возвращалась домой. В конверте была фотокопия ее водительских прав, выглядела она просто ослепительно. Глаза светло-орехового цвета. Я сравнила фото на удостоверении с сексуальными снимками – тот же оттенок кожи. Как ее угораздило завязать отношения с человеком вроде Патрика Мерсалта?
– Нестор ее допрашивал? Мне бы хотелось посмотреть на его записи, – сказала я.
– Можем с ним связаться, – предложил Ньоку. – Его так и не ввели в курс дела насчет «Глубоких вод», а несколько лет назад он ушел из ФБР. Кажется, торгует оружием.
– Нестор? – удивилась я.
Вполне обычное дело, когда агент ФБР начинает карьеру в другой области, пользуясь своими лидерскими навыками, находит высокооплачиваемую работе на какую-нибудь корпорацию, но продавать оружие – это странно. Не знаю почему, ведь я работала с Нестором всего один день и совсем его не знала, но с тех пор думала о нем с нежностью. Такой мягкий голос, фотограф. Мне хотелось отделить его от качков и любителей пострелять, сопутствующих такому занятию, но, может, я придумала себе Нестора. Или с тех пор с ним что-то произошло, и он изменился. Жизнь иногда заводит на странные дорожки. Я вспомнила историю Нестора о его отце, о дверях в лесу, ведущих в другие леса.
– Да, мне бы хотелось с ним связаться. Посмотрим, что он сможет рассказать.
– Хотите еще с кем-нибудь поговорить по поводу этого расследования? Можем найти нужных людей.
– С той женщиной, Оньонго, – сказала я и подумала, что неплохо бы поговорить с Броком, но Брок представлял для меня опасность.
Ему рассказали о «Глубоких водах», и в то время он знал о Глубинах космоса, а значит, вполне возможно, за эти годы узнал и о Глубинах времени. Нам велели избегать контактов с правительственными служащими или военными, которые понимают механику путешествий во времени и, увидев нас, сообразят, что их мир прекратит существование, стоит нам его покинуть. Я была знакома с одним агентом, она улетела в двадцать четыре года, а через несколько месяцев я встретила ее после возвращения на «твердую землю», усталую, истощенную и постаревшую. В НеБыТи кто-то из министерства внутренней безопасности посадил ее в тюрьму и держал там больше пятнадцати лет. То, через что ей пришлось пройти, мы называли «бабочкой под стеклянным колпаком», это одна из опасностей для работающих в Глубинах времени агентов. Если Брок знает про путешествия во времени, он может задержать меня здесь до самой смерти.
– Только с Николь Оньонго и Нестором, – сказала я. – По крайней мере, для начала. Но я сама с ними встречусь. Не хочу встречаться с ними как представитель закона. Они могут стать неразговорчивыми.
Дело уже двадцать лет как сдано в архив. И к тому же обескураживает, как мало было достигнуто за все это время, словно гибель семьи Мерсалт – простая вспышка насилия, гроза, которая прогремела и ушла. И все же кое-какую новую информацию удастся получить. Связаться с Нестором, связаться с Николь Оньонго, лично с ней поговорить. Люди частенько готовы без утайки обсудить давнишние трагедии и могут сказать такое, о чем промолчали бы в разгар событий. Любовные связи и утраты. Люди, которые не хотели говорить тогда, сейчас могут разговориться.
Я снова полистала дело Мерсалта.
– Не очень много, – сказала я. Отлучка без разрешения, дезертирство. «Зодиак», «Либра». – А как насчет «Либры»? Есть какие-нибудь сведения? Или о «Зодиаке»? О'Коннор велел мне разузнать что-нибудь о «Либре» и почему там не оказалось Мерсалта и Эльрика Флиса.
– Ничего, – ответил Ньоку. – Их появление так и осталось загадкой. «Либра» числится утраченным кораблем.
Там лежал еще тонкий, прекрасно изданный буклет, на обложке эмблема Космического командования ВМФ – золотой якорь и канаты вокруг земного шара. Была там и вторая эмблема – женщина с развевающимися огненно-рыжими волосами, держащая в руке золотые весы, ее фигура очерчена похожим на домик созвездием.
ВМФ США, Космическое командование, список экипажа корабля «Либра».
Я нашла старшину первого класса Патрика Мерсалта, подразделение специального назначения, и его фотографию, он стоял на фоне американского флага, словно высечен из скалы, в бело-синей фуражке. Там был и Эльрик Флис, помощник электрика. Ничего похожего на тучного висельника, которого я видела, привлекательный, с полными губами и в очках с толстыми линзами, придающими ему ученый вид. Я вспомнила, что он время от времени работал электриком, а на фото он выглядел как прилежный студент накануне выпуска. Такого человека нетрудно представить паяющим материнские платы в опутанной проводами подвальной мастерской.
– СУ ВМФ нашло родственников всех членов экипажа «Либры», но мы задавали вопросы о призраках, – сказал Ньоку. – Мерсалта и Флиса посмертно объявили дезертирами. Мы решили, что их не было на борту «Либры» во время запуска.
Командовала «Либрой» Элизабет Ремарк. Я просмотрела ее послужной список. Университетский диплом, степень в области технических наук, полученная в Массачусетском технологическом институте. В волосах седина, короткая стрижка. Командование она получила молодой, она была 1951 года рождения, во время запуска ей исполнилось тридцать четыре. Синие глаза сочетались по цвету со звездно-полосатым флагом за ее спиной.
– Я знал коммандера Ремарк, – сказал Ньоку. – Она была моим другом.
– Вы вместе служили?
– Я служил на «Кансере». Ремарк была нашим старшим инженером и спасла нам жизнь. Командиром «Либры» ее назначили в награду за то, как она повела себя на «Кансере».
– Из всех кораблей миссии «Зодиак» вернулись только три, – сказала я. – «Кансер»…
– Нас запустили в 1984-м с намерением сделать пять отдельных забросок в Глубины времени, но Ремарк обнаружила проблемы в уплотнительных кольцах Б-Л-двигателя. Кольца оказались ломкими и не держали давление – обычное дело на кораблях той эпохи. Мы боялись, что двигатель может взорваться или отказать. Думали, что все погибнем, были просто уверены, что доживаем последние дни в плавучем гробу. Но Ремарк со своей группой принялась за работу. За месяц они совершили восемнадцать выходов в открытый космос и заменили что могли, а остальное подлатали. Командир отменил остаток миссии и приказал возвращаться домой. Двигатель продержался.