Исчезнувший поезд
Шрифт:
– Испоганили, говоришь, чекисты дело? «Ноль по фазе»? Грех смеяться над соседским горем, но понять можно. Вот ты знаешь, какая в нашей системе самая распространенная награда?
– Снятие ранее наложенного взыскания, товарищ генерал!
– Где-то оно так. Зато на Владимирской иная такса: за шпиона – орден. Вот они и гоняют за сто метров впереди своего лая. Хорошо, иди, работай. Докладывать будешь мне лично. С Полковником и Стариком я договорюсь.
Я поблагодарил и направился к двери. Но тут Генерал снова окликнул меня. Я обернулся и увидел, что наш начальник за считанные секунды изменился – и лицом, и стойкой. Он словно помолодел, все его мышцы напряглись и глаза уже не улыбались.
– Сирота, у тебя разрешение на ношение оружия круглосуточное? Так вот, носи! Круглосуточно. Поймаю с пустой кобурой – наплачешься. И никаких «почему». Потому что не скажу. Считай – интуиция. И еще: каждое утро – в тир. Патронов не экономить. Официальное объяснение – тебя выставляют на чемпионат Союза по милицейскому многоборью. Зачет приму сам. Лично. Вот теперь иди.
Я убрался в свой «скворечник», сел за стол и попытался сосредоточиться. Я пока еще не понимал, какой мой личный интерес в том, во что я отважился встрясть вопреки недвусмысленному предупреждению. Вероятнее всего, что Контора не открестилась от «двойника» и даже не пытается подсунуть его нам, чтобы потом появиться на готовенькое. Это больше похоже на любимый прием снайперов-власовцев, о котором мне когда-то рассказали фронтовики. Те маскировались на нейтралке и принимались изображать раненных: стонали, звали на помощь. Естественно, на чистейшем русском языке. Гуманисты из наших окопов храбро ползли на зов и получали пулю в лоб или нож под ребро – в зависимости от ситуации. Ну ладно, относительно своих закидонов, то тут я к чему-нибудь да и дойду со временем. А вот какой интерес у нашего Генерала? Ведь он не поверил в мое нахальное вранье касательно новейших методов профилактики. Чего это вдруг он отдал такой странный приказ – насчет оружия и тренировки?
Поиграть в дедуктивный метод мне не дали. Зашел майор, который в Управе отвечал за вооружение, тир и тренировочные стрельбы. Был он заместителем Генерала по боевой подготовке и, между прочим, заслуженным мастером спорта по стрельбе из боевого оружия.
– Сирота, давай сюда свою «спринцовку» вместе с кобурой и запасными обоймами. И распишись в получении нормального оружия. Бланк я заполню, дата сегодняшняя. Новое удостоверение заберешь у меня через час.
И он положил передо мной потертую кобуру и пистолет, о котором я слышал не раз, но держать его в руках пока не доводилось. Это был легендарный «стечкин», которым в конце пятидесятых планировали перевооружить армию и милицию вместо стареньких ТТ. И, собственно, уже начали это делать, однако внезапно прекратили, уже выданные пистолеты изъяли, а вместо них людей в погонах вооружили «макарычами», которые за свои огневые качества сразу схлопотали у профессионалов вышеупомянутую презрительную кличку «спринцовка».
Майор-огневик никак не прореагировал на мой столбняк. Деловито упаковал в полевую сумку мой табельный «Макаров» и разъяснил:
– Ствол пристрелян, тренировка каждое утро – от восьми до девяти. Попрошу без опозданий. И еще: бегать» по коридорам и совать всем под нос новую игрушку не рекомендую. «Стечкин» не для забавы. Да и ты не пацан.
Я еще только подгонял под левую руку полуоткрытую кобуру, как объявился очередной гость – Старик. Он взглянул на оружие, затем на меня и не без удовольствия констатировал:
– Знаешь, на кого ты сейчас похож? Вылитый Николай Кузнецов, гроза немецких генералов. Остается налить бокал шампанского и поднять тост: «За нашу победу!» Меня Генерал предупредил, что ты опять куда-то вляпался. Просил подстраховать. Я думал – опять какие-то шуточки вроде, не к ночи будь помянутого,
От автора: «Отлов бандитов по-научному» подробно описывается в повести под таким же названием.
Алексей Сирота:
В нашей Управе все хорошо знали, что если речь идет о служебной тайне, то Старик – что тот сейф. Причем, никакой Геракл никакой кувалдой ничего не добьется. Это у нашего Подполковника с тех времен, когда в органах за одно неосторожное слово или даже неуместную шутку давали десять лет Колымы. Поэтому я в деталях рассказал всю историю с «металлистом», который оказался при первой же проверке двойником давно умершего добропорядочного киевлянина. Естественно, не умолчал и об участии Конторы во всем этом запутанном деле и даже поделился опасениями, во что для меня может обернуться чрезмерное любопытство в этот раз.
Касательно последнего, то Старик почему-то был настроен оптимистичнее, чем я:
– Не набивай себе цену, Сирота. Ты не та фигура, чтобы за тобой чекисты с оружием в руках бегали. И потом, сейчас не тридцать седьмой год и даже не сорок седьмой, а семьдесят третий. Ну, в партийные органы настучат. Самиздат подбросят, а затем при обыске и найдут – вот и весь их нынешний максимум. Другое дело, когда мы все были под НКВД – и милиция, и внутренние войска, и госбезопасность, – вот тогда чекисты с нашим братом не церемонились. Швырнуть честного милиционера в камеру к блатным на ножи – это их придумка. А себя берегли, еще бы! После войны даже специальную колонию создали для нашкодивших гебешников. По сравнению с тогдашними лагерями это был курорт!
Я, честно говоря, и до разговора со Стариком слышал что-то подобное от старших. А на моем сознательном веку происходило уже иное, имею в виду публичную демонстрацию Никитой Хрущевым своего пренебрежения к гебистам. Я знал, что он, например, отказался реабилитировать генерала Абакумова, арестованного еще Берией. И его расстреляли вместе с бывшими замами. Помню, тогда реформированное КГБ возглавлял всего-навсего полковник. Так, будто это не всесильное ведомство, а обыкновеннейший райотдел милиции. Ну, и наконец, три последних шефа Лубянки – Семичастный, Шелепин и Андропов – откровенно штатские лица.
Со Стариком всегда было интересно поговорить о прошлом, особенно о временах его молодости. Но в данный момент меня больше волновало, не вздумал ли, случайно, и Генерал сыграть со мной втемную. Из-за каких-то своих, неведомых нам, милицейским сиротинкам, конфликтов с Конторой. Я хотел спросить об этом у Старика, но не решился. Пристроил свою новую игрушку так, чтобы ее не было видно, и поплелся на улочку Ульяновых, где в местном загсе регистрировали все виды смертей, имевших место быть в орденоносной столице орденоносной Советской Украины.
Даже если бы я точно не знал нужного адреса, то угадал бы безошибочно. Посетители скорбного учреждения выглядели соответствующе: либо печальные женщины в черных платках, либо озабоченные, удрученные мужчины.
Заведующая, типичная начальница в возрасте, который сложно скрыть, даже не вчитывалась в принесенный мною письменный запрос, а сразу забросила его в ящик тола.
– Наш отдел, товарищ инспектор, к этому непричастен. Только не возражайте, мол, все так говорят. Естественно, проверим в вашем присутствии. Но тут одно из двух: либо паспорт вашего покойника продала кому-то ваша паспортистка, либо между тем, когда человек исчез и тем, когда он был признан мертвым, кто-то этот же паспорт присвоил. Кстати, он паспорт не терял?