Исчезнувший
Шрифт:
А ведь я ему так верил. Я его даже почти не бил там, в городском парке. Хотя, оказывается, стоило. Дурень ты доверчивый, Михал Семеныч, по-другому не скажешь.
Четыре Глаза валялся на матрасе, брошенном прямо на пол. Судя по обилию пустых водочных бутылок вокруг, он был в стельку пьян. Неплохой способ держать пленника в узде.
Леня, отперший для меня дверь, теперь стоял подле нее и выглядел, как нашкодивший щенок. Не знаю, может, думал, что это я устроил стрельбу в квартире сестры и теперь боялся повторения. Я стукнул
Перегаром от моего коллеги несло так, что хоть закусывай. Я присел рядом и похлопал его по щекам. Ноль эмоций. Я похлопал сильнее. Когда и это не помогло, взял за плечи и принялся отчаянно тормошить. И минут через пять левый глаз таки приоткрылся.
— О, Мишок! — язык у Четырехглазого заметно заплетался. — Завязывай меня трясти! Башка и так трещит. Есть, чем похмелиться?
Я осмотрелся и, обнаружив рядом полбутылки, протянул ему пойло. Четыре Глаза жадными руками схватил тару и припал к ней губами. И этот человек утверждал, что он интеллигент и ценитель истории?! Клялся, что тысячу книжек прочитал — не считая школьных учебников?! Так вот он: сидит, сосет водку, что твой младенец — молоко. Да еще без пустышки.
Высосав граммов сто пятьдесят, Четыре Глаза поставил бутылку на пол и снова попытался растянуться на матрасе. Но я сильно пихнул его в бок:
— Подъем, Четыре Глаза! Тебя внизу жена ждет.
— Любава?! — он в ужасе вытаращился на меня. — Она что — уже приехала?
— А как же, — я важно кивнул. — Уже три дня тебя ищет.
— Черт! Как же так? А сколько дней прошло?
— Две недели.
— Две недели?! Черт. Черт! Черт!!! Что я ей скажу? Она же меня съест! — он с трудом поднялся на ноги и походкой морского волка, которому везде шторма мерещатся, побрел прочь из комнаты, окинув безразличным взглядом лежащее на пороге тело Лени.
Я поднялся и пошел следом. Как оказалось — в ванную комнату, где найденыш засунул голову под струю холодной воды и держал ее там до тех пор, пока зубы морзянкой не запросили пощады. Тогда он содрал с вешалки полотенце и принялся с силой натирать скальп. После чего посмотрел на меня и спросил:
— Слушай, а где мы?
— Мы там, откуда сейчас будем быстро сваливать, — усмехнулся я. — Иди, одевайся. Твоя куртка возле матраса лежит.
— Да, я знаю, — и он рысцой побежал в комнату. Через минуту появился уже одетый и с той самой недопитой бутылкой в руке.
— А это обязательно? — я указал на водку.
— Мишок, меня корежит всего! Знал бы ты, сколько я за эти дни выпил! Я за всю жизнь столько не пил!
Ну, кто бы сомневался.
Эпилог
Четыре Глаза отчаянно хотел спать. В связи с чем постоянно норовил сползти в отсек для ног. Но я с тем же постоянством придерживал его, хотя одновременно вести машину и дергать коллегу за шиворот было не очень удобно.
Водку он допил, и ему снова стало хорошо. Впрочем, нет. Хорошо ему стало немножко раньше — когда я сообщил, что наврал про возвращение Любавы.
Четыре Глаза был счастлив. Похоже, он так и не понял, во что вляпался. Что неудивительно — в пьяном угаре вообще трудно что-либо понять. А в этом состоянии, по его словам, он находился с самого момента похищения. Первую порцию в него влили, как только затащили в машину — тем самым утром, в пятидесяти метрах от таксопарка. А потом разместили на квартире у Лени, и регулярно приходивший близнец Саня продолжал накачивать коллегу.
Поначалу Четыре Глаза сопротивлялся и блевал. Но, во-первых, Саня был сильнее, а, во-вторых, ему помогал Леня. Так что постепенно отвращение к водке прошло. Да и трудно ожидать иного, когда постоянно просыпаешься с дикого бодуна.
Иезуитским умом Сани можно было восхищаться. Даже если бы — что вообще маловероятно — пленник был обнаружен ментами, у Лени была железная отговорка: хороший друг в запой ушел. Спрятался подальше от жены и начальства — и ушел. Не на улице же ему пьянствовать.
Что касается остальных деяний Сани, то Четырехглазый и о них мне кое-что поведал. близнец, уверенный, что все ненужные люди сгорят в загородной бане, частенько захаживал к Лёне и не стеснялся обсуждать с ним различные детали операции. Из отрывков этих разговоров, воспринятых нетрезвым мозгом, Четырехглазый сложил для себя некое подобие картины происходящего. А потом рассказал о ней мне — соответственно, заплетающимся языком, черпающим слова и мысли из пьяной головы. Показания были путаными, но из них я понял, что некую акцию по захвату папашиного королевства Санек разрабатывал уже давно. Разборки колизеевской охраны с Четырехглазым, а затем Ленивого со мной стали основой хитрой операции и, понятное дело, толчком к ее осуществлению. Умом Санька мог бы восхититься любой средневековый интриган — на пустом месте соорудить столь коварный план не каждому дано. А главное — это был вполне жизнеспособный план, я в этом убедился, еще когда он был озвучен на квартире Ломанова-старшего.
Четыре Глаза, говорю, был относительно счастлив. И я тоже был относительно счастлив. Потому что благополучно завершил его поиски. При нем даже документы имелись, что я обнаружил, ощупав карманы. Видимо, Санек вернул, чтобы легче было опознать сгоревшее в бане тело.
Единственное, что меня смущало — сумеет ли он своими силами выйти из вынужденного запоя? Впрочем, это вряд ли были уже мои проблемы. В любом случае, через неделю вернется Любава. Если Четыре Глаза сам к этому времени не возьмется за ум, супруга поможет. Мозги она умела вправлять отменно. И за меня отомстит — за нервы, потраченные мною.
— Хр-рау! — сказал во сне Четыре Глаза.
— А это ты бабе своей расскажешь, — и я ощерил рот в злорадной ухмылке.