Ищи борьбу всюду
Шрифт:
Вот и Бест – фигура спорная. Едва он получал мяч, как на трибунах «Виндзор-парка» включался пронзительный звонок – хор девичьих голосов. Болельщицы сделали из него идола. Вряд ли их привлекала его игра, скорее известность, прическа, холостое состояние, слухи о заработках. Должен сознаться, что и мне какое-то время пришлось преодолевать антипатию к репутации Веста как дамского угодника. Пришлось недоумевать, когда меня принудили жевать невкусные мучнистые сосиски, которые там рекламируют «от имени» Беста. Все это отвлекает, смешит и разочаровывает.
Но, к счастью, существует еще полтора часы игры. На
Маленький, худенький, он на диво устойчив, резок, бесстрашно врезается в гущу рослых, массивных защитников. Бест сам по себе, он блуждающий форвард, но его блуждания не только в перемещениях, они и в выборе решений, которые оставляют впечатление этакого художественного беспорядка.
– С Бестом почему трудно? – рассказывал мне Ре-ваз Дзодзуашвили. – Все ясно, вот он обязан отдать мяч партнеру, просто неприлично играть как-то иначе. А он не отдает. Ну и попадаешься… В другой раз мяч идет к нему, готовишься к обводке, а он одновременно с приемом мяча делает пас. И здорово это у него получается…
Не знаю, как с ним чувствуют себя партнеры, возможно, и непросто, он упрям, своенравен. Зато защиту противника Бест заставляет трудиться в поте лица, сбиваться с ног. Его «маленький размер» помогает ему ввинчиваться в крохотную щелочку, обтекать защитников, ловить их на невидимые финты. В общем, форвард колючий и назойливый, как комар. Как и полагается «звезде», никого другого не напоминающий.
…Всего отборочных игр к четырем чемпионатам мира наша сборная провела 19, из них 16 выиграла. Одно поражение (в 1957 году от команды Польши) повлекло за собой переигровку, второе (в 1965 году от Уэльса) было, что называется, за кругом, ничего не решало. И еще была одна ничья – в Белфасте, та самая, о которой шел разговор. Ничья трудная, предопределившая конечный успех.
Мне и прежде приходилось выезжать со сборной на отборочные игры: в 1961 году – в Норвегию, в 1965-м – в Грецию. Это были, как я теперь понимаю, спокойные, безмятежные матчи. Североирландцы дали нашим настоящий бой. И, пожалуй, никогда до поездки в баррикадный Белфаст мне так не бросались в глаза подспудные течения западного футбола.
1969
Мексика – 1970
ОБОРОТ ВОКРУГ ОСИ
Его массивные плечи, сильные смуглые руки, крупно-губое, бровастое лицо – все было несоразмерно с маленькой пишущей машинкой, над которой он склонился. Кто этот человек, бросающийся в глаза, навязчиво кажущийся знакомым? Два раза прошел я мимо его столика в пресс-центре, пытаясь вспомнить, где его видел. И наконец прямо к нему с вопросом:
– Вава?
Он оторвался от незаконченной фразы, посмотрел отрешенным взглядом. Потом улыбнулся, кивнул:
– Вава.
Я понимал, что отрываю его от дела, да и сам спешил к своему столику, чтобы взяться за отчет о закончившемся час назад финальном матче Бразилия -Италия,
Вава – центральный нападающий сборной Бразилии 1958 и 1962 годов, двукратный чемпион мира. Человек из породы голеадоров, тех, чье предназначение на поле – забивать голы. Благодаря таким людям футбол приобретает сходство с соколиной охотой: их выпускают на поле, доверяя наносить разящие удары. Таким был француз Фонтэн, таковы итальянец Рива, немец Мюллер. И у нас известны игроки той же породы – Сергей Соловьев, Александр Пономарев. Сейчас, пожалуй, Михаил Герш-кович, Анатолий Бышовец, Гиви Нодия…
Двенадцать лет назад, на стадионе в Гетеборге, Вава забил в ворота нашей сборной два мяча. Зло в футболе надолго не затаивают, со временем начинаешь охотно вспоминать облик «обидчика», его игровые приемы.
…Переводчица в розовом форменном платье бесстрастно чеканит наш разговор.
– Что вы скажете о новых чемпионах?
– Они лучше, свободнее всех владели мячом, и потому у них получалось все, что они хотели сделать.
Это был ответ журналиста, возможно, что эту фразу Вава уже успел написать. Мне же хотелось, чтобы заговорил знаменитый форвард.
– Ну, а если их сравнить с вашей командой 1958 года?
Вава и секунды не взял на размышление, и слова его прозвучали темпераментно, он в такт им несколько раз энергично взмахнул рукой:
– Та была ровнее, лучше сбалансирована. В той были великие игроки: Нильтон Сантос, Диди, Гарринча!… Эта моложе, ее футбольная память короче.
– Та команда обыграла бы эту?
– Да, безусловно, – серьезно, даже не улыбнувшись этому в общем-то наивному вопросу, ответил Вава.
– Вы, вероятно, примете участие в торжествах по поводу приобретения навечно «Золотой богини». Ведь есть и ваш взнос – девять голов…
– Нет, не думаю, – как-то смешавшись, сказал Вава, – у меня здесь много обязанностей перед газетой…
…Вот ведь как бежит время! Вава – мой коллега, и у нас обоих в эту минуту одни заботы. И, пожимая его руку, я подумал, что в моих отношениях с футболом какой-то круг замкнулся.
Двенадцать лет назад я открыл для себя великолепный праздничный бразильский футбол на стадионах Гетеборга и Стокгольма. И вот теперь в зале отеля «Мария Изабель» вместе с одним из одиннадцати, которыми я восхищался, в пресс-центре IX чемпионата мира мы пишем сочинение на одну и ту же тему – о новой, третьей, победе команды желто-зеленых.
И «Золотая богиня», которую я видел прежде в руках у бразильца Беллини, потом у англичанина Мура, в последний раз остро сверкнула на «Ацтеке», поднятая капитаном сборной Бразилии Карлосом Альберто. Ее уже не привезут на следующий чемпионат. И тут круг замкнулся.
Только Пеле, как непререкаемому герою этих двенадцати лет, удалось и замкнуть этот круг – целую эпоху в истории футбола – и остаться на сцене. Пеле играет. И как хорошо, что он играет! Эти строки я пишу спустя довольно долгое время после того, как закончил о нем очерк, помещенный в этой книге. Мне совершенно не хочется после того, как я повидал его вновь на стадионах Гвадалахары и Мехико, «пройтись» по тому очерку. Пеле здесь был тот же, что и раньше. Точнее, был такой, каким стал в пору расцвета своего уникального дарования.