Ищите и найдете
Шрифт:
Герье пожелал быть посвященным, приготовился к этому и ехал теперь вместе со своим руководителем в Германию, чтобы принять там посвящение.
Они заняли на станции свободную комнату и расположились тут на ночь.
Герье скоро заснул, но его товарищ не лег спать, а потихоньку вышел из комнаты и направился осторожными шагами на сеновал.
— Куда, барин? — остановил его проходивший по двору с ведром ямщик.
— Душно в комнатах, хочу на сеновал пройти! — спокойно отвечал Кирш.
В таком желании не было ничего удивительного, и ямщик охотно указал
На сеновале, раскинувшись на разостланном на сене ковре, глубоким сном спал Иосиф Пшебецкий.
Кирш нагнулся над ним, протянул руку и властным голосом приказал:
— Говори!
Пшебецкий не изменил положения, в котором лежал, но полуоткрыл глаза и довольно внятно произнес:
— Я буду говорить!
— Зачем ты едешь в Петербург?
— Везу перехваченное письмо от короля Людовика к графу Рене и поддельный ключ в виде книги к шифру этого письма.
— Где это письмо?
— У меня на груди, в замшевой сумочке.
— Отдай его мне.
Пшебецкий сделал усилие, как будто хотел противиться, но Кирш снова протянул над ним руку и повторил:
— Отдай его мне!
Пшебецкий судорожно задвигал руками, расстегнул камзол на груди, достал замшевую сумку, вынул письмо и протянул его.
Кирш взял письмо, спрятал в карман и постоял с минуту в раздумье… Случай доставил ему возможность уничтожить или, так сказать, вырвать один ядовитый зуб, каким готова была нанести укус змея, бороться с которой он положил до конца своей жизни. Но это отобранное письмо было еще ничем в сравнении с той силой, которая осталась в руках иезуитов в лице Иосифа Пшебецкого, и надо было уничтожить эту силу; но для этого необходимо было быть самому гораздо сильнее брата Иосифа.
Кирш задумался, не зная, сможет ли он исполнить это.
— Могу ли я, — наконец решительно спросил он, — уничтожить в тебе твою силу?
Пшебецкий молчал.
— Говори! — приказал опять Кирш. И снова он не услышал ответа.
— Говори же!
Кирш наклонился ближе и едва различил, что Пшебецкий чуть слышно прошептал:
— Трудно.
— Трудно, значит, можно! — произнес громко Кирш и стал водить над ним руками, изредка дотрагиваясь до него.
Пшебецкий вытягивался, как пласт, а Кирш не отрываясь продолжал свое дело и чувствовал, сколько энергии требовалось от него и как ослабляла его почти до полного истощения эта энергия.
Наконец, Пшебецкий задышал ровно и спокойно, и Кирш по известным ему признакам убедился, что работа его кончена.
Однако он сам едва держался на ногах от слабости и не только не был в состоянии слезть с сеновала и вернуться к себе в комнату, но не мог ступить ни шагу.
Вконец обессиленный, Кирш упал на сено рядом с Пшебецким и заснул.
В этом сне было для него подкрепление сил…
Наутро Пшебецкий проснулся и увидел лежавшего рядом с ним человека, — увидел, пригляделся к нему и узнал в нем Трофимова. Брат Иосиф усмехнулся и только что хотел протянуть над ним руки, как в окне сеновала показался доктор Герье, пришедший отыскивать
Герье вошел на сеновал, Пшебецкий впустил его, но протянул ему навстречу обе руки и тем голосом, которому до сих пор все повиновались, приказал доктору:
— Спи!
На Герье, однако, это не произвело никакого действия; он даже не обратил никакого внимания на Пшебецкого, подошел к Киршу и стал будить его.
Тот проснулся и ушел вместе с доктором, оставив в полном недоумении Иосифа Пшебецкого, который не знал еще, что потерял свою силу навсегда, а думал только, что почему-нибудь случайно ему не удался гипноз.
Брат Иосиф не догадался посмотреть до приезда в Петербург в свою замшевую сумку и там только сделал страшное для себя открытие, что письмо исчезло и как будто вместе с ним исчезла его сила.
LXXXVIII
Король Людовик XVIII избежал искусно задуманной иезуитами клеветы перед императором Павлом Петровичем, но все-таки в непродолжительном времени между королем и императором произошло неудовольствие благодаря главным образом противникам консула Бонапарта и сторонникам короля, англичанам, которые завладели островом Мальтою, то есть угодьями державного Мальтийского ордена, покровителем которого объявил себя император Павел.
Благодаря этому последовал разрыв с Англией, и император Павел примирился с Бонапартом и стал готовиться в союзе с ним к войне против Англии.
Король Людовик XVIII был удален из Митавы; выдававшаяся ему денежная субсидия от России была прекращена.
Покидая Россию, король, однако, успел доехать только до Варшавы, где его застало известие о кончине императора Павла Петровича.
Вступивший на престол император Александр I вернул Людовика в Митаву, а впоследствии, после войн своих с Наполеоном, восстановил его на французском престоле.
Тогда наступили так долго и с такой уверенностью ожидаемые дни для графа Рене, и он явился, уже под своим именем герцога, приближенным возвращенного короля Франции.
Дочь вернулась к нему еще раньше, в Митаву, вместе со своим нареченным женихом, принадлежавшим к одной из древнейших фамилий Франции. Отец охотно благословил ее на брак с виконтом, и они зажили счастливо, особенно в Париже, где виконт тоже занял при короле одно из видных придворных мест.
Молодые переписывались с Елчаниновыми, и Елчаниновы приезжали к ним в Париж.
Молодой Силин довольно скоро утешился, подчинившись своей судьбе. Отец нашел ему хорошую невесту, он женился, имел детей и жил добрым русским помещиком, летом занимаясь покосами и посевами и отдыхая зимой в деревне, откуда не уезжал никогда.
Столичных городов, в особенности Петербурга, он терпеть не мог.
Кирш и Герье исчезли на некоторое время, так что никто из их друзей не знал о них ничего, но потом они снова появились и действовали, и эта деятельность их была настолько значительна, что в двух словах не передать о ней, а для этого нужно особое, обстоятельное описание.