Ищу жену-чудовище
Шрифт:
– Нет. Непонятная вонючая жижа и конфетти, – ответила я гордо, будто меня тут лепестками роз осыпали.
– Ты, наверное, была очаровательна в тот момент... – протянул он с улыбкой.
– Естественно, но синяя я всё же краше!
– О, да! Я даже не уверен, стоит ли тебе отмываться, – кивнул он со всей серьёзностью.
Зарядив ему кулаком по плечу, всё же рассмеялась.
На ходу бросив дворецкому, чтобы тот забрал с крыльца папку, супруг, словно не замечая моего веса, взбежал по ступеням на второй этаж. Вот там-то, возле двери в нашу с ним спальню и обнаружились глубокоуважаемые
– Хм-хм, – привлекая к себе внимание, прочистил горло мгновенно ставший суровым эльф.
Попы сразу пропали и перед нами возникли четыре стыдливо покрасневшие девушки, выстроившиеся в ряд.
– Кто объяснит мне, что здесь происходит?! – рявкнул Сирион, но ответа ждать не стал, сразу переходя в наступление: – На мой взгляд, я чётко дал понять, что Нейя не одна из девушек, над которыми вы издевались раньше и я спускал вам это с рук. Она моя жена! Я просил вас относиться к ней с уважением? Не слышу!!!
– Да. Да. Да. Да, папочка, – раздался нестройный хор голосов.
– Мари, сейчас же сняла запирающее заклинание с нашей комнаты. В наказание лишаешься карманных денег и неделю сидишь под домашним арестом. Настя и Кели, вас это тоже касается! Теперь Бетрина...
Глядя на сжавшуюся девочку, не сводящую с отца глаз, полных слёз и ужаса – потому что боялась не наказания, а того что он в ней разочаруется – я отчётливо осознала, что не могу допустить, чтобы Сирион на неё наорал. Как же я её понимала в тот момент. Сама, когда была ещё маленькой девчушкой, гадала, почему папа меня бросил? Что я сделала не так? А Бетрине в разы сложней, ведь она знает о том, что Сирион ей не родной.
Обхватив лицо эльфа ладонями, я повернула его к себе и выдохнула:
– Это не она!
– Прости, что?
– Это не Бетрина меня покрасила, – произнесла я уверенно.
– А мне казалось, что на улице не до такой степени холодно, чтобы так посинеть, – прошипел он ехидно.
– Это... косметическая маска, для увлажнения кожи, – быстро нашлась я с ответом.
– Ну что ж. Тогда все свободны, а ты... – перевели на меня взгляд, – пошли, будем проверять, стала ли твоя кожа мягкой и шелковистой, – слегка подкинув вверх, он снова прижал меня к своей груди и подошёл к двери, приказав: – Ручку поверни!
Выполняя требование, заметила с какой смесью недоверия и благодарности смотрят на меня монстрики. Да и плевать, я не пыталась выслужиться перед ними, просто... Не стоит эта глупая война детских слёз.
Как только мы с мужем остались наедине, я забилась в его руках, требуя поставить меня на пол. Что бы он там ни думал, демонстрировать ему гладкость своей кожи я не собираюсь. Сирион с явной неохотой всё же меня отпустил. Не глядя на него, я прихватила из секретера два флакончика, упаковку влажных салфеток и спряталась в ванной.
Один флакон я весь вылила на голову, втёрла чуть вязкую субстанцию в волосы и закрутила их в култышку. А из второго начала поливать салфетки и буквально по сантиметру очищать тело от краски. Наконец ополоснувшись и посмотрев на результат в зеркале, досадливо скривилась. Ну не такие у меня длинные руки, как нужно для того, чтобы очистить всю спину!
Завернулась в полотенце, прихватила наполовину опустевший бутылёк с очистителем, салфетки и, вернувшись в спальню, нерешительно застыла, глядя в пол и кусая губу.
– Что такое? – заинтересовался моим поведением супруг.
– Мне надо съездить к Тее...
– Сейчас?! Зачем?
– Я не могу отмыть всю краску – не дотягиваюсь, – промямлила я себе под нос.
– В чём проблема? Давай помогу, – подошёл он ко мне и забрал из рук реквизит.
– Нет, это слишком... интимно.
Чёрт, пристрелите меня кто-нибудь, что ж так стыдно-то? Самое смешное, был бы на его месте кто-то другой, мне бы и в голову не пришла дурь, что подобное неприлично. А вот мысль о прикосновениях господина адвоката словно током по натянутым нервам бьёт, вызывая дрожь во всём теле.
– Позволь спросить, а где это интимное место находится? – даже не глядя на Сириона знаю, что он улыбается.
– Между... Между... Между лопаток, – выдавила я с трудом.
– Ох, прости, я и не подумал, что всё настолько интимно. Пожалуй, я за всю жизнь такого разврата не видел! Садись, давай, – увлёк он меня к кровати и, легонько подтолкнув, усадил, тут же плюхаясь за моей спиной.
Что-то булькнуло и, осторожно перекинув волосы через плечо, Сирион прикоснулся холодной салфеткой к моей коже, вынуждая вздрогнуть. Пока он мягкими касаниями смывал краску, я, прикрыв от наслаждения глаза, изображала из себя ледяную статую, стараясь не шевелиться.
– Почему ты заступилась за Бетрину? Зачем солгала? – нарушая затянувшееся молчание, прошептал он сипло, опаляя горячим дыханием мой затылок.
Будто молния в позвоночник ударила, по коже рванули тысячи мурашек, а под плотно зажмуренными веками от пронзившего тело удовольствия замелькали искры. Пришлось собрать всю свою силу воли в кулак, чтобы мой голос прозвучал ровно.
– Она лишь ребёнок и боится, что ради меня ты её бросишь. Её можно понять, есть много случаев, когда с появлением молодой жены мужчина забывает о своих детях. А Бетрине и того сложней – она знает, что ты ей не родной отец.
– Мне было двадцать восемь, я год как закончил юридический факультет и ещё нарабатывал опыт и репутацию, служа бесплатным адвокатом. Это дело стало поворотным в моей судьбе. Единственное, которое я проиграл. Так получилось, что я был в отделении, когда привезли невменяемого мужика, убившего свою жену на глазах у их двухлетней дочери. Ну, меня и подрядили его защищать, раз под руку попался. Пока его допрашивали, девочку оформляли в детский приют. Она сидела, маленькая такая, испуганная, с глазами полными слёз, но не плакала. Не по годам взрослая, самостоятельная и никому не нужная. На неё и внимания-то никто не обращал, а я взгляда отвести не мог от грязного засаленного платьица и до невозможности худого тельца. Сердце ныло и душу словно кто-то наизнанку выворачивал. Я и сам не понял, как и в какой момент принял это решение, но уже через четыре часа я вышел из отделения с ребёнком на руках и свидетельством о рождении в кармане, в котором значится, что она моя родная дочь.