Исход чумы
Шрифт:
– Интересно, кто посадил их? – спросил Егор, вновь проводя ладонью по цветочному ковру.
Максим пожал плечами.
– Может, раньше цветочная фабрика тут была? – предположил он. – А может, какая-нибудь подпольная наркоферма.
Егорка вопросительно глянул на спутника.
– Из мака ведь делают… впрочем, не важно. Наверное, обычная ферма. Любишь булочки с маком?
– Да! Моя бабушка такие пекла – пальчики оближешь!
Егорка зажмурил от удовольствия глаза, вспоминая выпечку, и
– М-м-м!
Шли неспешно, часто останавливаясь, чтобы посмотреть на бутоны.
– Смотри, какой большой! – то и дело выкликал Егорка, и путники тут же принимались осматривать огромный, похожий на сердце цветок, трепетно подрагивающий лепестками на теплом ветерке.
Максим, до того не сильно интересовавшийся цветами, сейчас испытывал пристальный интерес к растениям, сам не зная почему. С любопытством разглядывая прожилки и крапинки, парень дивился их красоте, созданной природой.
Такими неспешными продвижениями путники прошли к вечеру не более пятисот метров. С трудом поняв это, Максим удивился – почему так мало? Тревоги по поводу этого у него не возникло. А потом, когда ветер вновь принес луговой аромат маков, ушло и удивление. А куда, собственно, спешить? Ну, прошли пятьсот метров, так это же, наоборот, хорошо, целых пятьсот, считай, полкилометра!
И эти простые мысли успокаивали.
– Заночуем в маках! – очумело произнес Егорка, и Максим его поддержал.
– Отличная идея!
Только представить – теплая безмятежная ночь, звездное небо и усыпляющий ветер. Рай существует на земле! Он тут!
Максим рассмеялся. Просто так, без причины. Разве нужна причина, чтобы рассмеяться? В этом мире и так много боли и горя, чтобы искать причину для смеха. А смеяться хотелось. Смех рвался из самого нутра, звонкий, легкий.
Егорка некоторое время смотрел на своего спутника, потом тоже захохотал.
Было весело. Путники веселились, держась за животы. Смех одолевал и все не хотел утихать. Он лез, словно гной из лопнувшего нарыва, и не было ему конца.
На пятой минуте Максим почувствовал, что сдавило грудь. Легкие, исторгающие лошадиное ржание, едва справлялись с тем, чтобы дать хоть немного кислорода организму. Кружилась голова, живот окаменел, а лицо сковала жуткая гримаса.
Но смех не отступал. Он душил и рвал глотку.
Егорка тоже продолжал смеяться, но делал это теперь не так легко и весело – по щекам текли слезы, а сам смех больше походил на собачий лай.
Сквозь пелену веселья Максим понял, что происходит что-то не то. Стало тяжело дышать. Бывший медик в голове предупредил: если не остановиться, то можно задохнуться.
Но как это остановить?
Ловушка… это была ловушка, в которую они попали. И из которой теперь не выбраться…
Трясущимися руками, продолжая сипло лаять, исторгая слюни, Максим нащупал на поясе фляжку с водой. Едва не падая в обморок, свинтил крышку и плеснул себе на лицо воды.
Холодная влага тут же смыла морок, жестко вырывая из дурмана. Страшная головная боль прорезала мозг. Дьявол!
Максим схватился за виски, застонал. Осторожно, чтобы не потревожить голову, стер с лица остатки влаги. Продолжая содрогаться от судорог в легких, словно выплевывая битое стекло, парень некоторое время приходил в себя.
Потом, глянув на орущего в агонии Егорку, плеснул воды и на него. Парень сразу же затих.
Что, черт возьми, тут происходит?!
Икая, Максим оглянулся. И едва не закричал.
От былой красоты макового поля не осталось и следа. Вместо красных идеальных бутонов на толстых мясистых стеблях покачивались шишковатые коричневые наросты, похожие на опухоли. Максим в студенчестве проходил практику в хирургическом отделении и насмотрелся на такие шишки, наросты страшной болезни. Пару раз даже ассистировал в удалении и до сих пор помнил их упругую твердость под пальцами.
Но испугало даже не это.
Трупы. Их тут было множество, куда ни кинь взгляд. Трупы грызунов и лисиц, кошек и собак, коров и людей… Последних было большинство. Они лежали кто где, разной степени разложения, от кого-то остались истлевшие кости, кто-то успел только раздуться. На всех сохранившихся лицах – жуткая гримаса радости, граничащей с сумасшествием.
А запах… Влажный, мясистый, он стоял тут плотной стеной, и ветер, дувший время от времени, не разгонял его, а, напротив, приносил еще большую смердящую вонь.
Подкатила тошнота, та самая, давно забытая, еще со второго курса мединститута, когда их водили на вскрытие.
– Егор! – произнес Максим и подивился своему голосу – он был сорван. – Егорка!
Парень поднял отяжелевшую голову, отирая с лица слезы, прохрипел:
– Что…
А потом, едва реальность резанула глаза, закричал, хрипло и страшно.
Максим подскочил к нему, вновь плеснул воды. Рявкнул:
– Тише! Надо уходить!
– Что происходит?! Почему мы тут… где…
– Мы попали в какую-то аномалию или что-то вроде того – я точно не знаю. Знаю только, что надо уходить как можно скорее, иначе опять мозги затуманит. Усек?
Егорка закивал.
– Ветер приносит дурман, именно из-за него у нас были галлюцинации.
– А они… – Егорка кивнул на трупы.
– Они не смогли уйти. – Чувствуя, что новая волна смеха начинает окутывать голову, Максим судорожно зашарил по карманам. – Платок… есть платок?
Егор вытащил платок.
– Вот! – не сдержав смешок, произнес парень.