Исход чумы
Шрифт:
Справились сами. Вымотались, устали, но парня уложили. Тот ослаб, температура подскочила еще выше, и он горел. Возбуждение прошло, вместо него разум Глеба окутал туман болезни. Вика с трудом дала брату таблетки, которые нашла в аптеке.
– Кто его укусил? – спросил старик, поглядывая на парня.
Было видно, что он очень переживает за Глеба.
Вика подробно рассказала о белом звере, который напал на них. Каша слушал молча, не перебивая. Потом, когда рассказ был закончен, подытожил:
– Плохо дело. Эта тварь, которую
– Да что же они все повылезли сюда?! – не вытерпела девушка.
Старик пожал плечами.
– Видимо, рухнули какие-то преграды, сдерживавшие их. Вот и повалили. Но не это сейчас важно. Зараза, которую внес этот мутант в рану, очень опасна.
Старик старательно подбирал слова, но девушка все равно разволновалась.
– Глеб выживет? С ним все будет в порядке?
– Ничего не могу обещать, – осторожно ответил Каша. – Сталкивался я с этой гадиной, точнее, не я, бродяги и сталкеры. В общем, ничем хорошим это не заканчивалось.
– Он что, умрет? – прошептала Вика.
И вдруг разревелась во весь голос.
В последнее время ей все чаще хотелось плакать. То ли окончательно не выдержали нервы, то ли гормоны из-за беременности шалили. Ей бы собраться, взять себя в руки. Но не получается. Захлестывает словно волной, по самую макушку, и вздохнуть не получается.
Каша хотел успокоить девушку, сказать, что с братом все будет в порядке, но не смог соврать. Он знал, что ничего не будет в порядке. Парню осталось от силы часов восемь. Потом начнется сильная лихорадка, отказ органов. И смерть.
– Вы должны ему помочь! Должны! – закричала Вика, схватив старика за грудки.
– Я помогу, – выдохнул тот, но как-то неуверенно.
Девушка успокоилась, перестала плакать. Заплаканными глазами глянула на старика, спросила:
– Как? Как можно ему помочь?
Старик молчал.
– Ну же! Что нужно сделать?
– Отнести к Андрею, – после паузы ответил Каша. – Это единственный шанс.
– Зачем? Зачем к Андрею? – не поняла девушка.
– Нам может помочь только Пыльный Владыка. Только он.
Старик пристально посмотрел на Вику, и та поняла, что это действительно так.
Шанс был только один. И им нужно было воспользоваться.
– Хорошо, – тихо ответила Вика. – Ведите нас.
– Пир… – ворчал Своркин, возвращаясь от Петра Алексеевича. – Пир во время чумы!
Злоба клокотала внутри. Своркин быстро прошел по коридору, потом вдруг резко остановился и со всей злости ударил по стене. Ударил – и сморщился. Облитый пластиком бетон кулаком не сломать. А вот самому получить перелом вполне возможно.
Выждав, когда боль в руке пройдет, а заодно и остыв, Своркин двинул к себе. Нужно было что-то срочно придумывать.
– А что тут придумывать? – под нос пробубнил он. – Надо все менять. Время пришло.
И вдруг удивился этой простой мысли.
Ведь верно. Время пришло. Сколько еще тянуть? Сколько ждать? Довольно. Прямо сейчас.
И ведь говорил что-то подобное своим сподвижникам, а сам себя не слышал. Как же просто! Время пришло! Прямо сейчас. Долой этого урода. Кровопийца проклятый!
«Убивать тебя не буду, в уборщики разжалую. Будешь туалеты драить! – злобно подумал Своркин и рассмеялся. – А может, и убью. Слишком много чести в живых оставлять».
– Я тебе устрою пир во время чумы!
Насвистывая, Своркин направился в клуб. Нужно было подготовиться к предстоящим переменам. Великим переменам. Скоро. Очень скоро.
Глава 9. Рогатый
Егорку он похоронил тут же. До самого рассвета копал стылую землю, потом, уложив паренька, закопал обратно. Вымотался, устал. Но оставаться не решился – не смог. Нужно было уходить. Видеть могилу было выше его сил.
И он пошел. В полуобморочном бреду, словно окутанный плотным туманом, шел он часа три и даже сам не помнил, что было за это время. Ноги шагали сами, мысли погрузились во что-то болотное, вязкое. Но это даже было хорошо – думать сейчас ни о чем не хотелось.
Очнулся Макс, когда уже стало подмораживать.
Ночь. Тьма рогатая бодала пригорки, сгущалась в низинах, путалась в ногах. Холод сковал деревья, кусты, пробирался под одежду.
Макс испугался, начал суетливо искать место для ночлега, но ничего хорошего не находил. Кругом или снег, или мокро. Ни камней, ни сухой поляны.
Плюнул, решил укрыться у дерева. Наломал озябшими пальцами веток, выстлал из них что-то вроде подушки, чтобы пламя не тухло от влаги и сырой земли. Устроил на этом костер.
Ветки горели нехотя, и пришлось некоторое время кружить возле огонька словно шаман, раздувая его, упрашивая, чтобы тот пощадил путника. Наконец пламя занялось.
Уставший Макс прислонился к дереву, протянул руки, отогревая. Не заметил, как уснул.
Дремал вполглаза. Было неудобно, и если бы не дикая усталость, то и вовсе бы не спал. А так проваливался время от времени в черноту и видел Егорку, который все спешил в свою «Страну Радости». Макс не ощущал жалости или боли утраты – он просто смотрел с какой-то задумчивостью на совсем еще юного своего спутника и не знал, что сказать.
Посочувствовать? Егорке это сочувствие не нужно было. Он просто хотел добраться до своей цели. Не вышло.
Встрепенувшись после очередного погружения в дремоту, Макс огляделся. Вроде показалось, что слышал Егоркин голос. Не сразу понял, что приснилось. Потом, увидев, что костер совсем уже затух, нехотя встал. Ноги занемели, и некоторое время пришлось сквозь боль разминать их. Потом – ломать ветки.
В ночном лесу хруст веток был слышен особенно громко.
«Странно, – подумал Макс, вглядываясь в темноту. – Ни звериного шороха, ни других звуков. Словно мертвый лес».