Исход неясен (Гарри Поттер – Женская Версия)
Шрифт:
Анна от боли ничего толком не соображала. Спасибо еще, домовые духи носили ей зелья, воду и чай, и ставили холодные компрессы на лоб и виски. Ни читать, ни думать она в таком состоянии, естественно, не могла. Просто лежала, сдерживая стоны, и… И все, пожалуй. Ни на что другое у нее просто не было сил. А мигрень, в конце концов, отпустила. Ушла по-английски, не попрощавшись, но наказала помнить, что она далеко не уйдет и всегда готова вернуться.
С этого началось, но, к великому сожалению Анны, одной этой ночью не закончилось. Приступы удушья и паники случались теперь через два дня на третий, а вот головная боль возвращалась к ней каждый день. И прошло не меньше недели, пока она не сообразила, что у ее мигреней есть причина, и причину эту, хоть ты тресни, убрать не удавалось целых пятнадцать дней.
Дело в том, что сейчас происходил процесс интеграции двух систем памяти. Во всяком случае, так это поняла Анна, проанализировав все, что случилось с ней в эти
Еще в первый день, любуясь собой красивой в зеркальном отражении, Анна подумала между делом, что пребывание в коме на протяжении столь длительного времени практически не отразилось на ее внешнем виде. Однако форма не всегда соответствует содержанию. Выглядело-то ее тело просто замечательно, но, когда к ней начала возвращаться моторная память мастера боевой магии, разом заболели все без исключения группы мышц. И добро бы они только болели! В конце концов, на то и обезболивающие и восстанавливающие зелья, чтобы снять мышечную боль. А ведь кроме зелий существуют еще такие замечательные средства, как мази и притирания, не говоря уже о горячих ваннах. Но в книге, которую Анна начала читать еще в ее первый день новой жизни, обсуждался, среди прочего, и этот аспект «воскрешения». Если она хотела восстановиться по-настоящему, тогда, несмотря на боль и слабость, она была обязана давать своему телу привычные для него нагрузки. И книжка с упражнениями для подготовки боевых магов, написанная от руки на старонемецком, четко объясняло, что и как надо делать, сколько раз и в каком порядке. Был, разумеется, соблазн плюнуть на все эти изыски и жить в свое удовольствие, но гордость не позволила. Да и совесть опять же. Стыдно стало перед той погибшей в бою женщиной, и новая Анна через боль и через «не могу» делала все, чтобы вернуть своему телу былую ловкость, гибкость и силу.
А ведь мышечная память — это всего лишь мышечная память. Тренируйся и будет тебе счастье. Но все не так просто. Во-первых, чтобы тренироваться, надо знать, где в библиотеке находится подходящая для этого дела книга. Впрочем, такие вещи узнавались легко. Достаточно было задуматься над чем-то специфическим, и память Леди Анны тут же подбрасывала ответ. Но, чтобы задать вопрос, прежде надо узнать о его существовании. Чаще всего это получалось случайно. Наткнулся на что-то новое, неизвестное или непонятное, и вуаля — получите ответ на заданный к месту вопрос. То есть, вспомнить что-нибудь конкретное она могла, только столкнувшись напрямую с человеком — достаточно было упоминания о нем в книге или его портрета, — какой-нибудь вещью, которых было полно в огромном замке, или явление. Хуже было с событиями. Чтобы вспомнить о событии, нужно было знать, о чем идет речь. Но Анна этого, разумеется, не знала. Чужая жизнь, чужой жизненный опыт.
Однако все это были относительно небольшие отрывки знания. Гораздо хуже приходилось Анне, когда речь заходила о действительно больших объемах усвоенного материала. И тут, прежде всего, следует сказать о языках. Проработавший много лет в Европе, Евсеев знал худо-бедно английский, французский и немецкий языки. Английский лучше, поскольку в Англии он прожил без малого двадцать лет, да и до этого много писал и читал по-английски. А вот во Франции он прожил всего полтора года, да еще в Германии пару лет. Так что Английский прежней Анны лег на готовый фундамент, а вот другие два заставили ее помучиться по-настоящему. Но это все языки, которые он лучше или хуже, но знал. Тоже и с латынью. Ну какой из него историк медиевист без латинского языка? И как изучать историю англиканской церкви, без староанглийского? Оно, конечно, латынь волшебников отличалась от той, которую знал Евсеев, как болгарский от русского, но хоть что-то. Однако ни шведского, ни гаэльского она новая не знала, и это оказался такой удар по мозгам, что Анна трое суток пролежала в беспамятстве и потом еще дней десять едва могла покинуть постель.
Когда, где-то в начале декабря, языки наконец усвоились, Анна была счастлива, что называется, до жопы. Думала, все! Баста! Фенита ля комедия! Ан, нет. Не тут-то было. Пытаясь, разобраться в жизненных императивах, Анна взялась читать магическую прессу, скопившуюся в замке за пять лет ее беспамятства. Газет было ровным счетом три: английский «Ежедневный пророк», немецкий «Берлинский чародей» и французский «Волшебный мир». Был еще англо-американский журнал для женщин «Ведьмополитен» и шведский иррегулярный журнал «Секси»[10], в отношении которого Анна так и не поняла, за каким хреном молодая женщина выписывает мужской полупорнографический журнал.
«А может она лесбиянка? — задумалась Анна, просматривая впечатляющие развороты. — На самом деле, было бы неплохо. Все-таки выход из положения».
Однако, это был слишком личный вопрос, а на такие вопросы память никак не откликалась. Зато она реагировала на кое-что другое. Пресса волшебников по определению не могла не упоминать такие области магического знания, как Зельеварение, Трансфигурация или Чары. И когда такие упоминания достигали критической массы, на бедную голову Анны обрушивался Девятый вал школьного и домашнего образования. Страшно подумать, сколько всего нужного и важного знала графиня Готска-Энгельёэн, и все эта Анна должна была теперь усвоить за считанные дни. В общем, вживание в образ затянулось почти до конца апреля, когда прекратился сход лавин базисного знания, и Анна смогла сосредоточиться на таких «частностях», как распределение внимания, гибкость и ловкость пальцев обеих рук и правильное магическое произношение некоторых латинских слов и словосочетаний.
Так что более или менее приходить в себя Анна начала только поздней весной. Слишком много разнообразных знаний за слишком короткое время ей пришлось усвоить. И это все, не считая самой магии. А с магией все оказалось совсем непросто, прежде всего, потому что Анна ее по началу просто не чувствовала. Движение палочкой было безупречно, заклинания произносились быстро и точно. Но вот беда: сколько она ни пыжилась, ровным счетом ничего не происходило. Даже простенький «Люмос» зажечь не получалось. День за днем, как только отступали головная боль и прочие физические напасти, Анна читала учебники и справочники, которых в библиотеке замка была тьма тьмущая. Старых и новых, на английском и на французском, на латыни и древнегреческом, на древнескандинавском и кельтском языках. И все в пустую. Десятки заклинаний, а, может быть, уже и сотни, но и только. Знание, но не умение. Знать, как колдуют и колдовать отнюдь не одно и то же, и Анна начала задумываться над тем, не сквиб ли она на самом деле?
Так продолжалось до тех пор, пока ей в руки не попала тоненькая книжица какого-то мага-репетитора, работавшего в Вене в конце XIX века. Этот добрый человек наконец объяснил ей, что такое магия и где ее искать. После долгой медитации Анна смогла увидеть свое Средоточие и Пропускные каналы, но это было только начало. Уже вскоре она смогла оценить свой резерв и мощность истечения магического потока. И вот тогда все у нее стало получаться, причем не только с правой, но и с левой руки, а несколько позже и с двух рук тоже. Это был феноменальный успех, поскольку прежняя Анна все это делать умела. Оставалось лишь заново освоить невербальную и беспалочковую магию, и дело в шляпе. Месяц, ну, может быть, два, если исходить из приобретенного опыта. И однако же, она по-прежнему не могла вспомнить ничего по-настоящему личного. Эмоционально или личностно окрашенная память то ли была стерта напрочь, то ли отказывалась работать. Анна предполагала, что, возможно, верны обе гипотезы. Что-то наверняка было стерто, а что-то возвращалось к ней лишь во снах. Иногда страшное и пугающее, а иногда, напротив, теплое и светлое. Однако, проснувшись утром, она ничего не помнила.
***
В эту ночь она спала достаточно спокойно. Во всяком случае, по утверждению Гейры, Анна не кричала и не металась во сне, и, в результате, проснулась отдохнувшей и в хорошем настроении. Дело происходило в начале мая, когда после изнурительного полугодового марафона ее самочувствие пришло наконец в норму, а значит, пришло время выходить в свет.
До сегодняшнего дня, Анна отваживалась только на переход во внешний замок и недолгие прогулки по городку, возникшему шестьсот лет назад рядом с цитаделью графов Готска-Энгельёэн. Здесь было спокойно и мило, и никто не пытался с ней заговорить. Горожане, разумеется, знали, что после долгого пребывания за границей, — где-то в Южной Америке и Австралии, как говорят, — в Стейндорхольм вернулась госпожа Анна — юная наследница графского титула и прилагающегося к нему состояния или того, что от этого состояния осталось. А осталось, к слову сказать, совсем немало. В местном отделении банка Nordea[11] Анне сообщили, что на ее счетах депонировано под невысокий процент около ста восьмидесяти тысяч долларов в шведских кронах и британских фунтах. Сумма не маленькая, в особенности, для провинциального отделения. Менеджер банка даже попытались уговорить ее на то, чтобы вложить деньги в прибыльные пакеты акций или хотя бы «закрыть» их на время под более высокий процент, но Анна не согласилась. Она еще не знала своих планов на ближайшее время, но предполагала навестить Швейцарию и Англию, и, значит, ей нужны были наличные. Поэтому она не стала ничего закрывать или вкладывать, лишь попросила сделать для нее новую чековую книжку и банковскую карту.