Исход
Шрифт:
– Думаю, нашелся еще один. Не уверена на сто процентов, нужно проверять.
– Хорошо, продолжай. Знай, твоя работа для нас неоценима, – было ей ответом с другого конца провода.
Рассвет. Константин устало вздохнул и огляделся. Теперь после ухода Катрины он заметил необычное оживление. Люди бегали кто куда, словно на пожаре, на улицах подвывали сирены, вскоре по громкоговорителям раздались невнятные сообщения, призывавшие не поддаваться панике. Слева от Константина проковылял убитый горем человек, заливавшийся слезами. Константин вспомнил о часах, не так давно назойливо вибрировавших. Смекнув, что очевидная
3
Исход пятого часа утра, в Алекроме накрапывал дождь. К площади Собрания, так не переименованной в Александровскую, по пяти проспектам торжественно шествовали многолюдные колонны. В первой шли военные, во второй фермеры, в третьей городские рабочие, в четвертой, старшей, находились партийные работники. Последняя, в которой шел Константин, состояла из молодежи. Каждую колонну возглавлял один из пяти председательствующих комиссаров, первых сподвижников Александра Романова.
Раздалась барабанная дробь и колонны остановились. Комиссары пошли навстречу друг другу по белому граниту громадной совершенно безлюдной площади. Поприветствовав друг друга, они начали восхождение на сцену. К тому моменту их фигуры было сложно различать, поэтому действо транслировали на огромный экран, установленный за сценой, и проецировали изображения на четыре обелиска по периметру площади. За спинами комиссаров ступени опускались к уровню земли. Затем милиция впустила народ. Были организованы логистические пути подсвеченных змеек-проходов, чтобы скомпоновать многие тысячи людей без стресса и жертв.
На авансцену вышла маленькая девчушка со вьющимися крупными кольцами локонов, одетая в пышное платьице. Сказочными глазищами она оглядела толпу, посмотрела на себя в проецируемых изображениях на обелисках и от смятения поклонилась в пояс. Затем затянула государственный гимн. Пронзительный голос раздавался из динамиков, спрятанных по площади. Константин не поверил бы, что девочка поет вживую, если бы не фальшивые нотки, вызванные дождем, что попадал на лицо. Военный комиссар сбежал с трибуны президиума и раскрыл над девочкой зонт. Растроганный народ с подпевал. Когда последняя строчка закончилась, комиссар сел на корточки, и девчушка, повернувшись к нему, обняла и поцеловала бородатую щеку. Комиссар вручил ей зонт и с улыбкой отправил к родителям, ждавшим у края сцены.
– Это ведь ты написал? – обратился он к одному из четырех комиссаров (на каждом был микрофон, разговор транслировался на площадь).
– Нет, Петь, моя лишь музыка, слова выбирал он сам, – ответил резонирующий голос комиссара просвещения.
Четверо комиссаров сошли к военному. С общего одобрения заговорил главный партийный организатор, на нем был черный строгий костюм и пальто, а обязательным красным элементом послужил платок, вложенный в нагрудный карман. Парторг утер намокшее лицо, не снимая перчаток.
– Товарищи, сподвижники и собратья, сегодня мне выпала честь открыть церемонию, священный ритуал, ради которого мы ежегодно собираемся на этом месте. Эта площадь оправдывает свое название, я вижу великое множество людей, кто, как и мы скорбит об утрате, которая постигла страну три года назад. День праздника стал еще днем памяти. К радости торжества добавилась боль. Я помню тот страшный день, помню людей в апатии. Говорили, что все пропало, что нам не выстоять без Романова. Я сам был готов расплакаться, но меня сдерживала ответственность за людей в час испытания. Поэтому я крепко брал за плечи отчаявшихся и говорил: «Колосс, созданный Романовым на прочных ногах, он выстоит. Посмотрите, я не боюсь взирать вперед. Не думайте, что мной движет вера, лидер готовил нас к дню его возможной гибели, партии известно, что делать, давайте работать». Нам не престало скорбеть о прошлом, мы должны с благодарностью воздавать должное Александру Романову и продолжать его дело. Он так хотел.
Меж комиссарами забрезжило сияние, и они расступились, давая путь сгустку света. Из яркой точки вышел силуэт. Царской поступью ступая, в тяжеловесном одеянии фигура остановилась на краю сцены. С площади был виден лишь размытый образ. Сияющий силуэт только прочистил горло, а по толпе побежало ликование.
– Когда мне вручили ответственность за страну, я знал, что придется отдать все, даже себя самого. Жизнь – это миг для истории, когда я обращусь в ничто, вам нести стан отечества.
Горожане вспомнили эту речь, которую произнес Александр Романов незадолго до смерти. Следом разразились три удара в барабан, которые символизировали три выстрела, сделанных убийцей в роковой день. Образ Александра Романова вырвал из груди пульсирующий комок света и выпустил из рук. Затем иллюминация на площади погасла, исчез силуэт, и только сияние пульсирующего шара, парившего над площадью, удерживало внимание народа.
– Запомните! – продолжал голос, – я не совершал жертв ради вас, мною двигали любовь и воля. После меня останется ваша воля – воля народа, которой решать: попрать идеалы партии, низвергнуть государство обратно в тиранию или помочь России выстоять до времен конца истории.
В кармане Константина завибрировала палочка, выданная устроителями перед началом мероприятия. На ней высветилась надпись: «Вытяни над головой и прокрути». Проделав манипуляции, Константин увидел, что палочка извергла светящийся пузырь, который тотчас устремился наверх, равно тысячи шариков вокруг. Константин завороженно наблюдал картину, как под аплодисменты бесчисленные пузыри летели в небо к сгустку света Романова. Затем разразился такой неистовой красоты и размаха салют, что по коже Константина пробежали мурашки. «С ума сойти! Почему она не пошла в этот раз?» – подумал он и, замерев, наблюдал фейерверк.
Катрина решила всерьез посвятить целый месяц самокопанию или, как она это называла, «конструированию личности». Для этого она взяла отпуск в баре, а с пропуском учебы проблем не возникало. Запершись в комнате общежития, Катрина обложилась пустыми тетрадями и предметами, значение которых ей одной было ведомо, составила особый плейлист и, распластавшись на полу, окунулась в собственное «я». Соседка по комнате Тоня, привыкшая к подобным странностям, избрала удел невмешательства – поменьше бывать дома и не задавать вопросов.
Отоспавшись после Ночи памяти, ближе к полудню Константин собрался навестить Катрину. Они не виделись целый месяц, Константин признавал за старой подругой право побыть в одиночестве, что бы она там не творила со своим разумом. Однако, проснувшись утром он понял, что больше не в силах изображать бесстрастность, тем более, когда он заполучил формальный повод нарушить покой беспокойством – Катрина не пошла на ежегодную Ночь памяти, которая много значила в их отношениях и которую они неизменно посещали вдвоем.