Исход
Шрифт:
— Спасибо, Иордана, — слабо улыбнулась Китти, — но боюсь, что сейчас мне была бы полезнее капелька этой вашей веры, точнее, мужества. Я разваливаюсь на части от страха.
Китти закурила. Иордана налила ей еще.
— Я все время думаю… — сказала Иордана тихо, — вы очень подходите Ари.
Китти покачала головой:
— Нет, Иордана. Мы с ним, как у нас говорят, хоть и хорошая пара, но не созданы друг для друга.
— Очень жаль.
Китти взглянула на часы. Колонна вот-вот доберется до первого обрыва. Придется спускаться с детьми по веревкам, потом ползти вниз.
— Расскажите мне лучше о себе и Давиде, — попросила
Иордана просияла.
— Мой милый, чудесный Давид.
— Где вы с ним познакомились?
— В Иерусалиме, в университете. Я поступила туда и уже на второй день учебы познакомилась с ним. Мы полюбили друг друга с первого взгляда.
— У меня с мужем было точно так же, — сказала Китти.
— Мне понадобился целый семестр, чтобы объяснить ему, что он меня любит.
— А мне — два, — улыбнулась Китти.
— Мужчины порой удивительно недогадливы. Но когда наступило лето, он уже знал, что без меня жить не сможет. Мы с ним отправились в археологическую экспедицию в Негев. Пытались установить точный маршрут Моисея и двенадцати колен Израилевых по пустыням Син и Фаран.
— Я слышала, те места не обжиты.
— Да! Там лежат развалины сотен древних набатейских городов. В цистернах до сих пор стоит вода. Если повезет, можно наткнуться на потрясающие находки.
— Это интересно.
— Еще как! Но работа очень тяжелая. Давид обожает раскопки. Он так живо чувствует древнюю славу нашего народа. Впрочем, не он один. Потому-то и невозможно оторвать евреев от этой земли. У Давида большие планы. Когда кончится война, мы с ним вернемся в университет. Мне надо получить степень магистра, а Давиду — доктора. Тогда он приступит к раскопкам большого древнееврейского города в Хацоре — прямо здесь, в Хуле. Пока это, конечно, одни мечты. Чтобы копать, нужны немалые деньги. И мир. — Иордана засмеялась. — Мир для меня абстрактное понятие. Не могу даже представить, что это за штука — мир.
— Вот он наступит, и вы заскучаете.
— Не знаю, — ответила Иордана, и в ее голосе послышалась усталость. — Хоть бы раз в жизни увидеть, как живут нормальной жизнью.
— А путешествовать вы не хотите?
— Путешествовать? Я делаю только то, что делает Давид. Куда он, туда и я. Но, признаться, мне бы хотелось поехать когда-нибудь в дальние края. Всю жизнь мне втолковывали, что у нас ничего не должно быть, кроме Палестины. Многие мои друзья уехали отсюда. Но похоже, что мы, сабры, для того и родились, чтобы воевать, и просто не сможем жить в другом месте. Рано или поздно все возвращаются. Правда, тут быстро стареют. — Иордана внезапно замолчала. — Это все коньяк, наверное. Вы, конечно, знаете, что сабры совсем не умеют пить.
Китти улыбнулась и впервые почувствовала сострадание к этой девушке. Она потушила сигарету и снова взглянула на часы. Время шло ужасно медленно.
— Где они теперь?
— Все еще у первого обрыва. На спуск уйдет не меньше двух часов.
Китти тихо вздохнула, а Иордана уставилась в пространство.
— О чем задумались?
— О Давиде… и о детях. В то первое лето мы нашли в пустыне кладбище, которому не меньше четырех тысяч лет. Там был прекрасно сохранившийся скелетик ребенка. Может быть, он умер на пути в Землю Обетованную. Давид смотрел на него и плакал. Вот такой вояка… Осада Иерусалима не дает ему покоя. Я уверена — он вынашивает какой-то безумный план. Почему бы вам не прилечь? Ждать еще долго.
Китти допила свой коньяк,
Уснуть было решительно невозможно.
— Схожу к Либерману, посмотрю, как они там.
Она натянула шерстяную кофту и вышла. С вечера огонь прекратился. Китти встревоженно подумала: вдруг Мухаммед Каси что-то пронюхал? Луна светила ярко. Слишком ярко — чересчур уж ясная и тихая ночь. Ари следовало дождаться ночи потемнее. Китти посмотрела вверх и различила очертания Форт-Эстер. Там, наверное, уже все известно, подумала она, входя в школьный бункер. Доктор Либерман и другие учителя сидели на койках с застывшими лицами, бледные от напряжения. Все молчали, она не выдержала и вышла.
Карен и Дов были в карауле.
Китти вернулась в штабной бункер, но Иордана тоже куда-то ушла. Она снова легла на койку и прикрыла ноги одеялом. Опять представились бойцы, спускающиеся по обрыву. Слишком тяжелый выдался день. Она впала в тяжкое забытье, чувствуя, как медленно тянется час за часом.
Первый час ночи. Китти беспокойно ворочалась на койке. Ее одолевал кошмар: арабы, оглушительно визжа, нападают на колонну с саблями наголо, мужчины убиты, и бандиты роют яму, чтобы бросить туда детей…
Китти вскочила, спустила ноги с койки. Она была вся в поту, сердце бешено колотилось. Вдруг до нее донесся звук. Она стала прислушиваться — и застыла в ужасе.
Это были выстрелы.
Она вскочила на ноги. Точно! Пальба где-то у Абу-Йеши! Это не сон. Колонну действительно обнаружили!
Она бросилась вон, но у входа столкнулась с Иорданой.
— Пустите!
— Китти, не надо!
— Там убивают моих детей!
Иордана изо всех сил пыталась удержать ее, но Китти будто обезумела: царапалась, хваталась за волосы. Тогда девушка приемом рукопашной схватки подняла ее и бросила через плечо.
— Уймитесь, Китти! Это стреляют Зеев и его ребята — нарочно, чтобы отвлечь арабов. Они напали на Абу-Йешу с противоположной стороны.
— Неправда!
— Клянусь! Это секрет, и я имела право рассказать о нем только перед самым началом атаки. Заходила сюда, но вы спали. Тогда я пошла предупредить остальных.
Иордана наклонилась над Китти, помогла ей подняться и повела к койке.
— Тут еще осталось немного коньяка. Выпейте.
Китти с трудом сделала глоток, и вскоре ей полегчало.
— Извините, я сделала вам больно, — сказала Иордана.
— Пустяки, вы поступили правильно.
Иордана присела рядом с ней и принялась массировать затылок. Китти прислонилась к ее плечу и тихо заплакала. Потом встала и оделась.
— Карен и Дов вот-вот придут с поста. Пойду приготовлю им чай.
Часы тянулись мучительно долго, — казалось, ночи не будет конца. Где-то мимо Абу-Йеши ползли во тьме люди. Еще немного — и носильщики смогут побежать вниз быстрее…
Два часа. Три… Теперь даже Иордана застыла в ожидании. В пять с четвертью все вышли из убежища на воздух. Стояло морозное утро. Тонкий слой инея покрыл газон в центре селения. Они подошли к обрыву, где лежал наблюдатель. Он не отрывался от бинокля, выглядывая признаки жизни у подножия горы. Наконец он поднял руку. Все посмотрели в сторону Яд-Эля и увидели, как мигает сигнальный фонарь.