Исход
Шрифт:
Вскрыться?
Но памяти нет.
«Значит будем отыгрывать амнезию, ничего другого не остается», – принял он решение.
Вскрыться заставил еще и фактор голода. Пока осознавал окружающую реальность этот момент как-то прошел мимо, а вот сейчас живот стало явно подводить.
«Жрать мне если что и дают, то явно только-только чтобы не подох, – понял Алексей. – Вода да хлеб в этой воде размоченный, чтобы не подавился рефлекторно глотая…»
Неясно сколько он… точнее это тело лежало беспамятным, но если и дальше лежать, то силы окончательно
О том, чтобы незаметно утечь из монастыря улучив подходящий момент не могло быть и речи. Возникнет ли он этот момент? В окно не пролезет, а дверь запирают.
Прорываться с боем?
А зачем? Сразу же видно, что он не за преступление тут в келье отлеживается.
«Может какой-то несчастный случай… Может по башке получил?» – подумал Алексей.
Все говорило в пользу данной версии, кормят, поят, обихаживают не давая запаршиветь. Опять же, наказанных держат в подвальных казематах, на одной гнилой соломе, а не в общих кельях с удобствами вроде койки. По крайней мере он так считал.
Монах заканчивал читать молитву и решение требовалось принимать сейчас. Очнуться во время молитвы гораздо лучше, чем в момент, когда тебя примутся обмывать. Вроде как от святого слова к жизни вернулся…
«Эх, знать бы еще какой сейчас год, можно было бы сыграть в пророка», – подумалось ему благо в школе историчка, что вела историю родного региона была практически фанатичкой и вдалбливала в учеников историю словно гидравлический пресс, правда с политическим подвывертом…
Алексей уже потом узнал, что историчка являлась упоротой либералкой, ходила на протестные митинги под бело-сине-белым флагом и каталась на всякие «исторические» семинары за границу, в основном в прибалтийские страны, оплачиваемые НКО принадлежащими Соросу.
«Хотя… это, пожалуй, было бы лишнее не зная важных, но все решающих мелочей, вроде того, кто сейчас настоятель монастыря и к какой партии он принадлежит, патриот-новгородец или тяготеет к Москве, – снова подумал он. – Так выдашь «неудобный» прогноз и настоятель вместо того, чтобы впечатлиться да всячески обласкать, наоборот засунет в самый глубокий каземат, да и удавит выжав досуха… Да даже зная его партийную принадлежность, все равно не стоит так засвечиваться, не он так другой прибьет».
– …Слава Отцу и Сыну и Святому духу, и ныне и присно и во веки веков. А-а-ми-и-инь!
И с этим последним восклицанием монаха Алексей открыл глаза.
Глава 2
3
Пробуждение «пациента» не осталось незамеченным. Монах, что читал молитву вздрогнул и даже отступил на шаг. Второй монах, что держал свечу, так и вовсе взвизгнув, выскочил наружу, но потом снова оказался за спиной чтеца.
«Чего это они задергались?» – настороженно подумал Алексей.
Поведение монахов показалось ему несколько неправильным. Вроде как наоборот должны обрадоваться, что «пациент» благодаря их «целительским» усилиям пришел в себя, дескать, вот что молитва животворящая делает, а не пугаться.
Алексей решил отыгрывать болящего, ибо болезных как правило не опасаются.
– Пи-ить… – попросил он слабым голосом.
Эта тактика сработала. Настороженность пополам с опаской ушла из глаз старшего монаха, что стоял со все еще раскрытой книгой в руках и чуть повернув голову к напарнику, сказал:
– Амвросий, дай питие Елисею…
«Ага, значит меня зовут Елисей, – обрадовался первой инфе Алексей. – Даже созвучно, что упростит принятие нового имени. Но главное оно не церковное, а это значит, что я все-таки не монах, в худшем случае послушник».
Радость Алексея-Елисея была понятна. Если бы он являлся монахом, то это наложило бы на него определенные обязательства перед монастырем и вообще перед всей РПЦ. Выйти из монашества можно, став расстригой, но это не самый лучший пункт в биографии в глазах окружающих. Общество в прошлом крайне религиозное и к подобным «изгоям» относилось не лучшим образом, ведь просто так не изгоняют, а доказывать всем и каждому, что сам ушел пустая трата времени.
– Кто вы? Где я? – начал отыгрывать свою легенду Алексей, после того как попил.
Питие оказалось жидким овсяным киселем, так себе питье особенно в холодном виде.
– Ох ты ж… – по-бабьему всплеснул руками Амвросий. – Никак опамятовал?!
А Алексей продолжал давить:
– Что со мной? Где я?! Кто вы?!!
– Как ты себя чувствуешь, сын мой? – взял ситуацию в свои руки старший монах.
– Не знаю… все как-то мутно…
– Что последнее помнишь?
– Помню… – Алексей сделал вид, что сначала задумался, а потом начал тихо паниковать: – Ничего не помню… я ничего не помню! Где я? Что со мной?! Кто я?!!
– Тихо-тихо, успокойся… все хорошо… ты в Свято Юрьевском монастыре…
– Монастыре?
– Да. Знаешь, что такое монастырь?
– Хм-м… вроде знаю… в монастырь уходят люди, не желающие жить в мирской суете и грехе, а дабы пребывать в святости и посвятить себя богу… их называют монахами. Вы монахи?
– Все верно… и да, мы монахи. Меня зовут отец Михаил, а это – отец Амвросий.
«Пидор он, а не отец!» – злобно подумал Алексей, и спросил:
– Я тоже монах?
– Нет…
– Тогда что я делаю в монастыре?
– Ты трудник.
– Трудник?
– Да. Так уж вышло, что ты стал сиротой… после некоторых событий в городе… не будем сейчас о них… но твои родители погибли… прими господь их души, – перекрестился отец Михаил, а за ним и Амвросий.
Алексей тоже перекрестился. Это действо очень понравилось отцу Михаилу, аж ликом просветлел.
– Но что произошло? Почему я ничего не помню… даже своего имени?
– Мы поговорим об этом чуть позже… А сейчас успокойся. Ты в обители господа и тебе ничего не грозит… А сейчас допей питие и переоденься. Амвросий…