Искал Аллаха – нашел Христа. История бывшего мусульманина
Шрифт:
Таравих – молитвы, которые читаются по желанию ночью в Рамадан.
Хафиз – человек, знающий весь Коран наизусть.
Во многих местах каждый ифтар на протяжении Рамадана отмечают в новом месте. Как правило, еду готовят хозяева дома; а значит, на стол выставляется куда больше, чем гости в силах съесть. Ирония Рамадана в том, что из-за такого режима питания – голодание в течение дня и плотные приемы пищи утром и вечером – за месяц поста люди набирают вес.
По-настоящему поститься во время Рамадана мне
Здесь я в первый раз ощутил, что моя исламская культура и мое американское окружение враждебны друг другу
Снова мы переехали три года спустя, и на этот раз вернулись в Вирджинию. Абба готовился стать капитаном третьего ранга: выше продвинуться в чинах ему не удалось. Здесь, в Вирджиния-Бич, я завел первых серьезных друзей, здесь же впервые задумался о своем будущем. Здесь я в первый раз ощутил, что моя исламская культура и мое американское окружение враждебны друг другу. И здесь же, когда пришло время, я решил оставить ислам, и с ним – всю свою прежнюю жизнь.
Комментарий эксперта Абду Мюррея, юриста, апологета, бывшего мусульманина-шиита, автора двух изданных книг об исламе и других мировоззрениях, о том, что значит расти мусульманином в Америке, читайте на стр. 383.
II
Посол ислама
Ты – тот, кто послал Мухаммада последним вестником к человечеству и дал нам в научение Коран…
11. Третья культура
В седьмом классе у меня наконец появились постоянные друзья: Дэвид, Бен и Рик. Мы с ними прекрасно сошлись и все делали вместе. Амми постепенно, хоть и неохотно, признавала, что я расту, и позволяла мне все больше времени проводить вне дома. Обычно мы с друзьями гуляли и развлекались после школы, иногда Амми позволяла мне сходить к кому-нибудь из них в гости.
Но однажды, когда я уже вступал в подростковый возраст, Амми затеяла со мной серьезный разговор. Поздно вечером, когда все мы совершили ночной намаз и я хотел сворачивать молитвенные коврики, Амми меня остановила.
– Набиль, подожди минутку.
По ее тону я сразу почувствовал: дальше будет что-то важное.
– Что такое, Амми?
– Бейта, я бы очень хотела, чтобы с тобой в школе учились и другие мусульманские ребята. Чтобы ты мог завести настоящих друзей и не в одиночку представлял ислам перед христианами. Но Аллах судил иначе. Помни: где бы ты ни был, что бы ни делал – ты посол ислама и всегда им останешься.
Я напряженно вслушивался в ее слова и пытался их понять, завороженный искренностью и силой, звучащими в ее голосе.
– Даже просто видя тебя, люди сразу думают: «Вот мусульманский мальчик!» И неважно, что ты делаешь.
Если ты будешь хорошо учиться, они скажут: «Смотрите-ка, мусульмане хорошо учатся!» Если станешь президентом Соединенных Штатов, они скажут: «Смотрите, мусульманин – наш президент!» На Западе ислам чужд людям, а для многих и неприятен. И в тебе всегда будут видеть прежде всего мусульманина. Это – то, кто ты есть, и ты должен это принять.
Амми нечасто говорила со мной так. Ее слова наполняли меня чувством ответственности. Я слушал, нахмурившись, внимательно и серьезно.
Заметив это, она обняла меня и прижала к себе:
– Не беспокойся, Биллу! Это же хорошо. Это благословение – возможность показать людям ислам и помочь понять его красоту. Хорошо учись, и люди будут думать: «Ислам делает школьников умными и прилежными». Стань президентом, и люди подумают:
«Ислам создает хороших руководителей». Но даже если ты станешь уборщиком – старайся убирать как можно лучше!
Я кивнул, хоть про себя и усомнился, что моя карьера уборщика порадует родителей.
– Шабаш, бейта. Что бы ты ни делал – будь самым достойным, честным, порядочным, будь таким, чтобы, глядя на тебя, люди хвалили ислам. К учителям своим относись с величайшим уважением! Смотри на них так же, как на меня. Когда я прихожу к ним, то хочу слышать, что ты и учишься, и ведешь себя лучше всех в классе. Пить спиртное ислам запрещает; но я хочу, чтобы ты и не произносил бранных слов, и не оставался наедине с девочками. Будь так добродетелен, чтобы никто не мог сказать о тебе что-то дурное. Видя твою добродетель, люди будут либо восхвалять тебя в сердцах своих, либо, быть может, невзлюбят из-за того, что сами они на тебя не похожи. Но, так или иначе, они будут знать, что это ислам сделал тебя хорошим человеком.
Так я и поступал. В школе я рассказывал об исламе тем, кто готов был слушать, твердо стоял на том, что считал для себя важным, и очень старался служить всем вокруг хорошим примером. Уже тогда, в седьмом классе, были у нас мальчишки, которые и матерились, и пили, и даже занимались сексом. Но, по счастью, мои друзья ничем таким не занимались, и поначалу мне было не так уж сложно представлять ислам.
Но время шло, и все менялось.
Подростковый возраст труден для всех. В эти годы юный человек создает собственную идентичность – и постепенно порывает с той, какую выстроили для него родители. В чем именно будут состоять его трудности – зависит от обстоятельств. В нашей семье, для Баджи и для меня, основная трудность была в том, что нам предстояло не просто найти свой жизненный путь, но и выбрать между двумя совершенно разными парадигмами. Мы как будто оказались над пропастью: пропасть все расширялась, и положение наше становилось все более шатким.
Первые изменения я начал замечать на семейных собраниях. Почти все братья и сестры Амми жили на северо-востоке США, так что мы встречались много раз в году. Я входил в подростковый возраст, и как родители, так и многочисленные дядюшки и тетушки ожидали, что я буду вести себя как благовоспитанный пакистанский подросток. Проблема была в том, что благовоспитанных пакистанских подростков я никогда не видел и как именно они должны себя вести – не знал. Этому Амми меня научить не могла.
В конце концов я начал просто подражать в манерах и речи старшим кузенам и младшему дядюшке. Но, видимо, мне не хватало такта, позволяющего безошибочно определять грань между остроумием и грубостью в пакистанской культуре. В американской культуре это не составляло мне труда, там мои шутки всегда были удачны. Но к разнице с пакистанским мышлением мне никак не удавалось приспособиться, и не раз родители выговаривали мне на обратном пути за грубое и неуважительное отношение к старшим.