Искалеченный мир
Шрифт:
Мощные лапищи Шатуна, которые играючи разламывали пополам удерживаемые на весу кирпичи, хапнулибелобрысого. Капкан захлопнулся.
Громила коротко напрягся, превращаясь в живой пресс, сминая попавшего к нему в объятия противника. Изо рта Сфинкса не успело вырваться ни звука. Грудную клетку раздавило с такой же лёгкостью, как подошва армейского ботинка давит сгнивший орех…
С нескрываемым ужасом вскрикнула Виктория, не отрывающая взгляда от Шатуна, в руках которого безвольно обвисло скомканноев своей верхней части тело белобрысого.
Шатун разжал тиски.Сфинкс
Шатун вытер-размазал рукавом кровь с разбитой физиономии, покачнулся и сел на землю. Алмаз, вертящий головой в разные стороны, чтобы быть в курсе меняющейся обстановки, в очередной раз наткнулся взглядом на громилу.
Шатун сидел на земле и плакал. Не рыдал напоказ, картинно раздрызгивая слёзы по небритым щекам, а изредка вздрагивал необъёмными плечищами, стараясь сдерживать, но — не получалось…
Если верить паре недлинных чистых дорожек на щеках громилы, слёзы были скупыми, но они были. Видеть плачущего Шатуна казалось такой же дикостью, как заподозрить Андреича в некрофилии с элементами садомазо. Но Шатун плакал, не делая попыток подняться на ноги.
Молох наконец-то выбрал для себя какую-то одну линию поведения. Возле арены и внутри неё вдруг стало очень много мутантов. Поднимающих с земли бесчувственную Лихо, заставляющих встать на ноги Шатуна, окруживших Алмаза и Книжника.
— Двигай. — Коренастый порченый с «Мосбергом» в руках и «стечкиным» за поясом хотел было ткнуть Алмаза стволом в поясницу, но в последним момент явно стушевался. — Шевелись…
На шее у него, начинаясь от уха и уходя дальше — под линялую, не совсем чистую футболку, красовались чёрные нашлёпки вроде родимых пятен. Но точно не пятна, они обычно не находятся под кожей и не имеют привычки медленно курсировать туда-сюда, сдвигаясь на сантиметр-другой и возвращаясь обратно.
«Вернули бы мне пятновыводитель… Я б прибрался, — подумал Алмаз. — А глазки-то у тебя шныряют, пятнистый. Дёргаешься: а ну как я тебя огорчу аналогично тем двум? Жаль, совокупность обстоятельств не позволяет…»
Молох, с несомненными признаками душевной маеты, измерял нервными шагами уже знакомый по вчерашним событиям зал.
Книжник покосился на блондинку, по-прежнему пребывающую в беспамятстве и уложенную на кожаную банкетку. Глянул на стеклореза, стоящего в метре от него. Шатун, покачиваясь, обретался у декоративной витой колонны, придерживаясь рукой: ноги громилы то и дело подгибались, но Молох не разрешил сесть или лечь. Предложив на выбор — пулю или выполнение указаний. С десяток мутантов, торчащих в зале, не давали повода усомниться в том, что первый предложенный вариант будет тут же воплощён в жизнь.
Пять минут назад лица, приближённые к Молоху, пытались вернуть Лихо в сознание путём доброй порции пощёчин и пары чувствительных тычков по рёбрам. Блондинка не приходила в чувство, никаким местом не реагируя на внешнее воздействие. Шиз немного подумал и велел прекратить нелирическое обращение с женщиной. Не поддавшись на призывы присутствующей тут же Виктории пристрелить блондинку и Шатуна.
Час назад она предлагала более расширенный вариант, а именно — пустить в расход всю четвёрку прямо на стадионе. Одному
Виктория сидела в углу зала, опрокидывая уже, кажется, шестой по счёту бокал чего-то алкогольного. Злющим и хмельным взором испепеляя разбитый профиль громилы. Между ней и переправленным в мир иной Сфинксом, вне всякого сомнения, было что-то, выходящее за рамки объединённой борьбы мутантов за светлое будущее. Женщина, у которой убивают близкого или человека, который мог бы им стать, ведёт себя иначе, чем женщина, потерявшая просто сподвижника. Пускай даже — не самого заурядного.
— Кто вы такие? — Молох резко остановился. — Зачем вы появились здесь? Я… я страшно промахнулся, послушав Сфинкса! Боги тоже делают ошибки, даже непоправимые ошибки… Но я должен знать, кто вас подослал! На кого вы работаете? Вы — не наёмники, это был просто отвлекающий манёвр. Я должен устранить эту угрозу прежде, чем мой грандиозный план, мой крестовый поход начнётся. Рассказывайте всё, или вы наконец осознаете, что такое гнев Молоха. Только не говорите мне, что всё это — нелепое совпадение, глупейшее стечение обстоятельств. Что вы четверо оказались здесь совсем не за этим…
Алмаз скрипнул зубами, глядя на шиза, лицо которого превратилось в маску безумца, свято уверенного в своей правоте. Готового на всё, чтобы её подтвердить.
Надо было что-то делать, что-то говорить, придумывать. Но в голове — после последних, отнюдь не похожих на беспечный отдых событий — было практически пусто.
«Не вовремя Лихо отключилась… — Стеклорез чуть не застонал от подкатывающей к горлу безнадёги. — Она бы выдала сказочку про законспирированную организацию „Белый Бычок“. Со всей её сложной, строго засекреченной структурой и ключевыми фигурами… У меня так не получится, но что-то надо делать, надо!»
— Я всё скажу! — Книжник вдруг рухнул на колени и, оскальзываясь на полу, пополз в сторону Молоха. В голосе очкарика перемешались мольба, испуг, подобострастность. — Всё, что вы хотите знать! Это страшные люди, они взяли в заложники мою мать, меня заставили! Вы должны помочь мне, пожалуйста!
Он зашёлся в натуральной истерике. Звучно ударился лбом об пол, повалился на бок, блеснули слезинки, катящиеся из уголков глаз. Алмаз оторопело следил за выходкойКнижника, пытаясь как можно быстрее разобраться в хитросплетениях задумки, воплощаемой в жизнь. Счёт шёл на секунды, и Алмаз — ориентируясь на вышеупомянутых «страшных людей» плюс «маму в заложниках» — сделал зловеще-раздосадованное лицо, вперившись взглядом в ползущего к Молоху очкарика. Книжник ни за что не стал бы выдавать подобную ересь просто так, а значит, был в этом какой-то глубинный смысл, возможно даже (точнее — наверняка), ключик к спасению…
Шатуна, похоже, обуревали идентичные мысли, но одарил ли он всех присутствующих мимикой сданного с потрохами Терминатора — понять было почти нереально. Измазанное кровью лицо и так выглядело страшным: не было никакой нужды в дополнительных эмоциях…
— Не убивайте меня… — Книжник принялся всхлипывать, мелко сотрясаясь всем телом. — Поверьте, у меня не было другого выхода!
Молох смотрел на него с брезгливым любопытством. С лица Книжника упали очки, он вернул их на место непослушными руками, закинул голову, с мольбой всматриваясь в лицо «бутафорского властелина».