Искалеченный мир
Шрифт:
— Но крестовый поход, о котором упоминал Молох, затевался всерьёз? — спросил Алмаз. — Ну не могло всё, что мы видели, быть гигантской пустышкой. Никак не похоже…
— Скорее всего затевался, — кивнул очкарик. — Если у тебя имеются приличные ресурсы физической силы — почему бы их не использовать по назначению? Может быть, речь не шла обо всём Материке, но приобщить к союзу мутантов пару ближайших городов… почему бы и нет? Если бы всё шло так, как идёт сейчас, лет через двадцать у мутантов было бы серьёзное преимущество, дающее им возможность претендовать на мировое господство. Экология
— Чего ж он на арену-то попёрся?
— Точной причины назвать не могу, но скорее всего — он был игроком. Азартным, иногда — на грани. Могу спорить, что до вчерашнего дня он вряд ли встречал достойного противника. А тут наш Шатунчик — извольте изумляться, что не вы один такой сверхзвуковой… Вот и заело нашего гения закулисных игрищ, вот и двинул он превосходство своё доказывать. Что характерно — доказал бы, если бы не было нашей девицы-красавицы в резерве. И не свезло Сфинксу, помял его Шатун, а что ещё можно от шатуна ожидать? — танца маленьких лебедей?
— Так значит, ты решил вписаться в реальность любителя эффектных нарядов… — Стеклорез покачал головой. — Без подготовки, напропалую. Угадал?
— Угу. — Книжник безмятежно зевнул, продолжая сидеть с закрытыми глазами. — А что было делать? Шиз-то он шиз, да после возникновения у него страстного желания узнать, откуда мы такие загадочные появились, пытки были бы самые настоящие. Кстати, в фильмах такое сплошь и рядом бывает. Один хрен, пришлось бы сочинять что-то, выпутываясь. Только лучше сочинить, пока у тебя все пальцы целы и копчик кувалдой не отмассировали…
— Так ведь рисковал же…
— Не-а… Вот если бы Сфинкс живёхонек был — кранты нам всем. Впрочем, они бы настали уже в тамошнем Колизее. А бодигарды с секьюритями… они ж смелые, пока все перед Молохом на карачках ползают, от боли воют да Сфинкс рядом маячит. Но как только увидели, что бог — никакой не бог, а разодетая шушера, к тому же — конченная тем самым штык-ножом, из рук одного из них принятым… Вот и началась вибрация нервишками. Может, и найдётся в «мутантовке» с ходом времени ещё один лидер, но не сегодня, точно. Нет больше спаянной массы порченых, а есть только оставшаяся без твёрдой руки кодла недовольных. Не удивлюсь, если разброд и массовые беспорядки уже имеют место наличествовать.
— Скорее всего. — Стеклорез жёстко хохотнул. — А с камнерезом у тебя как получилось? Герман, да? Больше ведь некому.
— Знаток, Знаток. — Книжник чуточку печально улыбнулся. — Он просветил о некоторых особенностях физиологии камнерезов в определённые периоды их жизни. Есть у самок одна область, во время течки — самая что ни на есть уязвимая. Но только во время течки! Все прочие дни можно долбиться со всей дури — бесполезно. Вот я и проявил чудеса эрудиции.
— Ясненько. — Алмаз сдержал зевоту и тряхнул головой. — Если вспомнить изречение нашего общего друга, что с полной отдачей дрыхнет позади, можно действительно решить, что ангел-хранитель у нас один на всех…
— Ясен пень.
— Вот и я про то же. Ты давай не спи: развлекай водителя. А то пока наша красивоглазая выйдет победителем в нелёгкой борьбе с побочными явлениями своего умения…
— Не спится что-то. — На заднем сиденье зашевелился Шатун. — Пока в кабаке стоял, готов был хоть на ушах заснуть. А как только эту карусельобесточили, весь сон куда-то делся. Гадом буду, старею…
— Сочувствую, — сказал Алмаз. — Учитывая то обстоятельство, что наш маршрут пролегает не в тех краях, где есть источник вечной молодости. Если, конечно, он вообще существует, источник-то…
— Ничего, Сдвиг похороним и — поедем на поиски. Кто против?
— Бензин наш, идеи ваши. Обмозгуем, коллега, — встрял в разговор Книжник. — Ты лучше скажи, что тебя вынудило на арене слезу ронять, не стесняясь такого скопления общественности…
— Что-что… — Шатун задумчиво покусал нижнюю губу. — Как по-вашему — если тебя бабушка с косилкой нацелилась к рукам прибрать, а ты ей по этим самым ручкам — хрясь! Неужто у тебя душа не развернётся? Смеяться хотелось, а я плакал. Вот и всё. Теперь можете вы смеяться, если есть такое желание.
— Да никто к смешуёчкам не расположен, — примирительно сказал Стеклорез. — Ты из нас прямо каких-то мизантропов лепишь, право слово. Все там были… Ладно хоть — все оттуда выбрались. Живые, почти не попорченные. Что весьма удивительно, учитывая почти двухдневное пребывание среди порченых. Везуха, братцы, везуха… Мы, конечно, тоже не бездействовали, но всё равно одного прилежания маловато будет. Как есть — везуха.
— Это точно, — пробасил Шатун. — Она самая.
«Горыныч» держал путь в сторону Иркутска…
— А ничего так в «Чёртовом заповеднике». — Лихо поставила опустевшую чашку на стол. — Не могу сказать, что уныло. И что самое характерное, никаких чертей нету и в помине. Книжник, сообрази ещё чайку.
— Сидите, молодой человек. — Арсений Олегович махнул рукой встающему из-за стола очкарику. — Позвольте, я ещё поухаживаю. Надо же как-то отвлечься от дел наших скорбных. Хоть такими пустяками.
Книжник сел обратно, с любопытством поглядывая на нового знакомца. Арсений Олегович, грузно поднимающийся со стула, выглядел гибридом слегка раздобревшего папы Карло и товарища Берии. Семидесятивосьмилетний, высокий, немного нескладный, с венчиком седых волос вокруг обширной лысины. Неторопливые, чуточку угловатые движения пожилого человека. Пенсне с круглыми стёклами, такой же, как и у четвёрки, камуфляжный наряд. Несмотря на кажущуюся простоватость, от него прямо-таки шибалоаурой сильной, волевой личности. Привыкшей распоряжаться и принимать нелёгкие решения. Первый же аналог, который приходил в голову, был незатейлив: Андреич, Глыба. Не внешне. Внутренне.