Искать, всегда искать ! (Преображение России - 16)
Шрифт:
– Ты, конечно, останешься при институте ассистентом, потом когда-нибудь тебе дадут кафедру химии, я в этом уверена, - говорила Лиза, ставя очень четко на подметенных аллеях свои небольшие ноги в ботинках на высоких каблуках, в то время как он всячески стремился шагать медленно и делать шаги наивозможно значительно меньше метра.
– Я думаю, что... может быть, и действительно оставят... Шамова и меня... и Близнюка, пожалуй.
– Нет, только не Близнюка, нет... Ну что такое Близнюк? Ерунда. Только карикатуры рисовать, - горячо не согласилась она.
– Однако я тоже ведь, когда окончу, могу получить здесь место... Буду лаборанткой, -
– От кого ты слышала? Как отменить?
– Дипломные работы, конечно, должны бы писаться, хотя-я... какая же в них такая особенная надобность? И у многих ли они будут самостоятельны? Потеря времени в общем... Кто может писать, тот и будет писать, когда институт окончит, вот ты, например. А то ведь большинство посдирают оттуда и отсюда, и будет это называться дипломная работа.
Что-то было неприятное в том, как она говорила это. Леня хотел объяснить себе самому, что именно, но не мог; однако отчужденность взъерошивалась и росла с каждым ее словом, в парке даже сильнее, чем там, на Проспекте. И, чтобы свести разговор на что-нибудь еще, он спросил:
– А твоя мать к кому же ушла, вот ты говорила недавно...
– Мать? А-а... это ее давнишний обожатель, конечно... Ведь моя мама красивая женщина была в молодости, а волосы у нее и сейчас такие же, как у меня... Конечно, у нее были романы... тем более что отец ведь был часто в разъездах, - общительно ответила Лиза, и Леня повторил почти то же, как будто про себя, вполголоса:
– Да, конечно... Раз красивая женщина, то у нее должны быть романы.
Потом ему захотелось посвистать вполсвиста, как он свистал иногда, задумавшись над решением той или иной задачи, но свистать здесь, в толпе, было не совсем удобно, и он только начал внимательнее вглядываться во все встречные лица. И вдруг увидел два лица, очень знакомых: Карабашев шел под руку с Конобеевой. И если Конобеева только приветствовала их, улыбаясь, перебором коротеньких красненьких пальцев поднятой левой руки, то Карабашев крикнул Лене:
– Стой, Ленька! Тебе привет от Шамова! И еще кое-что... Сейчас скажу.
Леня остановился. Они сошлись все четверо. Шамов уже с неделю как уехал на практику в Донбасс, но Лене почему-то неприятно было, что прислал он первое письмо не ему, а Карабашеву. Карабашев же говорил оживленно:
– Понимаешь, какая штука. Там, в Горловке, у немецких инженеров на строительстве оказался аппарат Копперса, - ну, словом, той фирмы, какая у нас коксохимические заводы кое-где строит, - и понимаешь, будто бы отлично делает пробы углей на коксуемость. И просто, и быстро, и, главное, вполне правильно... Так что, выходит, немцы решили задачу кокса.
– Для всяких наших углей?.. И для всякой нашей шихты?.. Что-то очень странно... Откуда взялся такой аппарат?
– Не знаю, откуда взялся, а только есть. Факт.
– Я вижу, тебе это неприятно, а? Подрывает всю нашу работу на станции?
– лукаво спросила Конобеева.
– Нет, почему же подрывает? У нас много работы и без этого, - сказал Леня.
– Только... во всяком случае надо бы посмотреть, что это за аппарат... Чертеж прислал?
– Никакого.
– Почему? Значит, секрет немцев?.. Может быть, принципы, на каких основано...
– Никаких. Ничего больше... Только то, что я тебе сказал... И привет, конечно... Ну, мы пошли.
И оба они тут же пропали в толпе, а Леня смотрел на Ключареву так пристально, что она вскрикнула:
– Что с тобой?.. Леня! У тебя глаза стали совсем как у Близнюка.
– Ду-рак, - сказал в ответ Леня.
– Почему же он не прислал чертежа?
– Может быть, пришлет тебе, чего же ты волнуешься?
– принялась успокаивать его Лиза.
– Карабашеву, конечно, не прислал, зачем ему? А тебе пришлет... Вот ты увидишь.
А Леня, не вслушиваясь в то, что она говорила, бормотал:
– Ну, вот видишь... Значит, загадка кокса решена немцами... И я уверен, что физическим методом, а не химическим... Потому-то Шамов и не прислал чертежа... И мне он ничего не пришлет, я знаю... Не пришлет.
Лиза видела, что он точно пришиблен сверху этим аппаратом: не удалось ему, удалось Копперсу. Она окинула глазами ближайшие скамейки и сказала как могла радостно:
– Вот есть! Есть два места свободных. Пойдем сядем.
И потянула его за рукав; он покорно пошел и сел, причем она просила кого-то подвинуться, хотя во всякое другое время сделал бы это он.
– А может быть, Шамов просто пошутил в письме, а? Или Карабашев сговорился с Конобеевой пошутить над тобой. Что-то я заметила по ее глазам, что...
– Хорошо... Все равно... Оставь об этом, - перебил Лизу Леня и так поморщился, что та сразу перестала его утешать и спросила о длиннохвостых небольших синеголовых белых птичках, стайкой осыпавших дерево над ними:
– Это какие такие нарядные, - посмотри.
Леня чуть глянул на них искоса, отвернулся и только немного спустя ответил:
– Синицы-московки.
Но там, куда он отвернулся, на соседней скамейке сидела нарядная и красивая молодая женщина, и с нею двое: помоложе - в клетчатой толстой кепке, и постарше - в черной шляпе и пенсне.
Леня смотрел в ту сторону упорно. Он не только видел эту женщину, сидевшую очень прямо, откинувшись на спинку скамейки, между этими двумя, которые к ней наклонились и слева и справа, - он видел больше. О чем они говорили, не было слышно за гулом мимо идущей плотной толпы, но она слушала обоих как-то очень спокойно, медленно переводя глаза, большие, с длинными черными ресницами, от одного на другого. И лицо у нее было большое, белое и тоже очень спокойное. На голове - светло-коричневая фетровая шляпка в виде шлема; заметна была на отворотах лайковых коричневых перчаток красная фланелевая подкладка; и воротник ее палью был какого-то длинного, пушистого, но отнюдь не кроличьего меха.
Это было, может быть, и странно, но Леня смотрел на нее неотрывно, прочерчивая в воображении около нее тот самый таинственный аппарат, о котором только что услышал.
Он отлично знал, что аппарат этот ни в коем случае не может быть стеклянным, что это отнюдь не соединение реторт и колб, что он, конечно, плотен и не прозрачен, и в то же время именно прозрачными стеклянными стенками он как-то рисовался весь там, на соседней скамейке, около этого красивого, спокойного женского лица.
В мозгу Лени кипела лихорадочная работа: ведь он сколько времени уже думал сам о каком-то подобном аппарате, отнюдь не стеклянном, конечно, и в то же время вот теперь стеклянные, - потому что прозрачные - плоскости располагались то в виде куба, то в виде призмы с шестью, восемью, десятью гранями, но в середине их неизменно вписано было это спокойное и прекрасное женское лицо.