Искатель, 2013 №2
Шрифт:
И он опять рассказывает. Все рассказывает! Не успеваю записывать. А когда Камилова уводят, еще долго с неприятным чувством вспоминаю его усмешки, недобрый взгляд.
Звонок телефона отрывает от невеселых дум. Поднимаю трубку и слышу приглушенный голос Белова:
— Ну? Что у тебя?
— Все в порядке, — говорю спокойно, — Завьялова и Камилов во всем признались.
— Вот и отлично! Теперь что ж — домой собираешься? Восьмой час вечера!
— Иду, Александр Петрович, иду! Если бы вы знали, как мне сейчас надо быть дома!
— Тогда не задерживайся. Будь здоров!
В трубке
Еще светит солнце, но воздух уже не такой жаркий, как днем. Взять бы сейчас с собой Елену и махнуть на речку. Вода, наверное, прелесть. А я еще ни разу не искупался.
Но Лены нет дома,
— Пять минут, как ушла — говорит Екатерина Ивановна, — Надо же вам так разминуться!
— Одна ушла?
— Нет, со Славиком.
Жду Лену час, другой, третий… И гнетущее чувство тоски и одиночества охватывает меня. В одиннадцать осторожно прикрываю за собой дверь квартиры, спускаюсь по лестнице. Куда я иду? Зачем?
На улице меня охватывает тревога: Лена-то со Славиком! Неужели и впрямь снова теряю дорогого мне человека?.. Но я не хочу этого. Не хочу!..
Я шагаю, сам не зная куда, ловлю взглядом редких прохожих, стараясь угадать среди них Лену… Если бы встретил ее сейчас, то уже не отпустил бы от себя ни на шаг!..
Темная, беззвездная ночь все плотнее обволакивает меня, и я благодарен ей, потому что никто не видит, как тру глаза: разве могут быть слезы у мужчины, да еще у сотрудника полиции? Так, соринка, наверное, попала?..
Владимир ЛЕБЕДЕВ.
ОГРАБЛЕНИЕ ПАРОХОДА «СУРИЯ»
Вечером 7 мая 1921 года экипаж и пассажиры парохода «Сурия» стали невольными свидетелями нападения пиратов. «Сурия» принадлежала французской судоходной компании «Паке» и обслуживала почтово-пассажирские линии, связывавшие главные черноморские порты России и Турции.
Мало-помалу салон-ресторан парохода «Сурия» стал заполняться посетителями. Из дальнего угла салона — в стороне от остальных — двое мужчин наблюдали за этой многоликой говорливой публикой. Один из них, по имени Хаскелл, был американским верховным комиссаром в Армении, Срок его полномочий истек, и теперь он вместе с семьей возвращался домой. Второго звали Пьер Жантизон — он был собственным корреспондентом французской газеты «Тан».
Ужин подходил к концу, и непринужденная беседа перенеслась в курительную, примыкавшую к салону-ресторану, А между тем на корме, кутаясь в одеяла, на открытой палубе укладывались спать курдские беженцы. На капитанском мостике находились двое: старший помощник капитана Буньи и рулевой матрос.
Через некоторое время Жантизон оставил Хаскелла и направился к выходу. Вдруг Жантизон застыл как вкопанный. Двери в салон-ресторан распахнулись настежь, и на пороге возникли трое — двое мужчин и женщина. При одном лишь беглом взгляде на эту троицу Жантизона охватило мрачное предчувствие.
У всех троих лица были перепуганы, как будто они только очнулись от ночного кошмара и все еще не в силах были поверить, что страшные видения
Незнакомцы уже с минуту безмолвно стояли на пороге салона-ресторана, но никто из присутствовавших, за исключением Жантизона, похоже, не обратил на них никакого внимания. Какое-то время журналист смотрел на странную троицу с недоумением, потом снова пошел к выходу.
Но когда до дверей оставалось несколько метров, Жантизон опять замер на месте. Разговоры у него за спиной стали стихать, а через мгновение-другое смолкли совсем. Это сидящие за столиками обратили наконец внимание на троицу — и в салоне-ресторане, и в курительной воцарилась гнетущая, полная неосознанной тревоги тишина.
Жантизон хотел было обратиться к троице с просьбой посторониться, как вдруг на носовой палубе прогремели один за другим два выстрела. Вслед за тем послышались беспорядочные женские крики, а когда они затихли, не было слышно ничего, кроме отдаленного гула двигателей. Но тут выстрелы прогрохотали снова: сначала один, потом другой. Людей тотчас охватила паника, причем настолько сильная, что Жантизон даже подумал, уж не сошли ли часом все с ума.
В следующее мгновение ресторан и курительная наполовину опустели, хотя никто оттуда не выходил. Всё, однако, объяснялось просто: большинство пассажиров, точно по команде, упали ничком на пол, словно пытаясь укрыться от пуль, которые, как им почудилось, просвистели у них над головами.
Однако стрельба быстро прекратилась, и пассажиры начали подниматься с пола. Следом за тем они, будто в наваждении, принялись извлекать из внутренних карманов своих сюртуков и сумочек пухлые бумажники и запихивать их под ковры, сиденья кресел и диванов, под настольные светильники и шкафчики для посуды.
А паника между тем все нарастала. Салон заполнился тихим ропотом и глухими причитаниями. Жантизон бросил взгляд на дверь: в широком проеме появились четверо странных с виду мужчин, похожих на разбойников из дешевой оперетты. Они были в длиннополых серых шинелях, лица их скрывали черные маски, поверх которых виднелись только глаза, смотревшие жестко, угрожающе; в правой руке каждый из них держал по маузеру, нацелив оружие в охваченную ужасом толпу.
Один из четверки выстрелил в воздух. И пассажиры тут же, все как один, подняли руки вверх. Тем временем Жантизон, пользуясь сумятицей и прячась за спинами ошеломленных пассажиров, прошмыгнул в узкий коридор с другой стороны салона и скрылся за дверью первой попавшейся каюты, в которой не было ни души.
Старший помощник Буньи посмотрел на часы: было девять вечера. Он только что поговорил с капитаном Маттеи — тот заглянул на мостик сразу же после ужина, потом спустился на палубу и теперь вел разговор с двумя пассажирами. Тут Буньи услышал звук шагов. Двое высоких, крепкого сложения мужчин в походных шинелях и в масках прошли по трапу и поднялись на мостик. Старпом двинулся было им навстречу. И вдруг вежливую улыбку с его лица как рукой сняло: на него глядели дула двух револьверов.