Искатель, 2014 № 07

Кунов Юрий

— Вы ко мне обращаетесь?

— О! Васильевна, извини. Не признал! — Иван Дронов, известный на весь Бирючинск дебошир и пьяница, сделав удивленные глаза, развел руками. Он был как обычно небрит — по-мужицки, а не а ля метросексуал, — но в остальном выглядел опрятно, и его одежда распространяла едва уловимый аромат «альпийской свежести».

— Здравствуй, Иван!

Дронов, услышав приветствие, заулыбался, показывая пожелтевшие от курения зубы.

— Доброго здоровьица!

— О чем же ты хотел поболтать с незнакомой девушкой?

— Так,

это…

Дронов склонил голову набок и, опустив глаза, замолчал.

— Смелее. Ты же не на уроке математики.

— Ну, хотел рублик-другой попросить у прекрасной незнакомки. — Иван, прищурив один глаз, хитро посмотрел на Валентину Васильевну. — На утренний кофе не хватает.

— И круассаны?

— Чего?

— Я говорю, и булочку в томате.

По выражению лица Дронова было видно, что шутки он не понял.

— Васильевна, я пивка только хотел взять. Для настроения. А потом со всей силы за любимую работу.

— Иван, Иван…

Валентина Васильевна поставила пакет на асфальт и достала из кармана брюк кошелек.

— Сколько тебе нужно? А то сейчас начнешь прохожих обирать.

— Н-е-е. Я всегда по-доброму. Да и надо всего-то два рублика. Или три.

— Держи, — женщина протянула Ивану пятирублевую монету.

— Васильевна, спасибо! Выручила по-соседски. Лариске моей только не говори, что я с ранья у магазина ошивался. Лады?

— Не скажу. Ты про работу на радостях не забудь. Хорошо?

Валентина Васильевна опасалась, что Дронов опять уйдет в традиционный многодневный загул и не хотела быть ему в этом помощницей.

— Только бутылек пивусика возьму — и сразу на склад. Ребятишкам там без меня никак не управиться. У них ни бицепсов, ни трицепсов. Мешок цемента поднять не могут. Как я их брошу? Наберут кнопкодавов, а Иван потом выручай, рви пупок.

Казалось, что Дронов говорит вполне искренно. Безоговорочно ему поверить Валентине Васильевне мешал лишь ее жизненный опыт.

— Иван, а ты слышал, что вчера Раису Квасову нашли? — спросила она, вдруг вспомнив о непростых отношениях Дронова с погибшей.

Иван расплылся в улыбке.

— Райку-Бомбу?! Где?

— В Лигани, под Меловаткой.

— Утонула что ли? Вот дает, толстомясая! А я думал, что она своей смертью не помрет.

— Почему?

— Сильно додельная была.

— Не поняла.

— В каждую дырку затычка. Жизни всех учила. Вы же знаете, сейчас каждая сволочь с большими бабками народ жизни учит. Считают, что они самые умные. А на самом деле у них просто на месте совести… хрен вырос, отсюда и бабульки в карманах.

Валентина Васильевна давно обратила внимание на то, что Дронов при женщинах и детях почти никогда не ругается матом. Хотя и давалось ему это с видимым трудом, ибо привычка — вторая натура.

Женщина улыбнулась.

— Думаю, Квасова не такая уж и плохая была. Встречаются дамы и намного хуже, — мягко заметила она.

— Ну, не знаю. По мне, так свинья свиньей. Ладно, Васильевна. Спасибо за помощь. Пойду я. Бывай.

Дронов, подкинув монету и ловко поймав ее на ладонь, заспешил через площадь к магазину. Таким образом, вероятно Иван давал понять, что своего мнения по поводу Квасовой он не изменит, но и жестко противопоставлять его мнению Валентины Васильевны не собирается. Хотя настоять на своем он любил.

— На работу не опаздывай.

— Иван сказал — Иван сделал!

Валентина Васильевна положила кошелек в задний карман брюк и взялась за пакет.

Солнце уже начинало припекать и женщина, шагнув в парковую тень, добрым словом помянула про себя безвестных красноармейцев и комиссара Голопятова.

Глава 2

Когда Валентина Васильевна свернула с улицы 20-летия Октября в свой переулок, она увидела возле двухэтажного, крытого черепицей дома Квасовых полицейский «УАЗ» и вишневую «Ладу» восьмой модели. Рядом с «восьмеркой» стоял старший лейтенант Жарких из местного уголовного розыска.

Форма на старшем лейтенанте сидела как влитая. Мало кто из бирючинских полицейских мог похвастаться подобной выправкой. У населения невольно складывалось впечатление, будто городские блюстители порядка либо приобретают мундиры по случаю на местном базаре, либо донашивают их за старшими братьями, уехавшими в Москву на заработки.

С Жарких Валентина Васильевна была малознакома. В Бирючинск его с повышением перевели, наверное, год назад откуда-то из-под Воронежа. За это время он заработал себе репутацию человека въедливого и жесткого. Причем, когда нужно, не по возрасту умеющего «мягко стлать». Вслед за сыном, купив небольшой домик с видом на реку, переехала и его мать-пенсионерка. Говорили, что она неплохо шьет. Жили они вместе.

Сойдя на обочину и остановившись возле почтовых ящиков, Валентина Васильевна открыла свою ячейку и достала воскресную газету. Она была единственной в переулке, кто последние двадцать лет выписывал прессу. Соседи считали это безобидным чудачеством уважаемой женщины.

Неожиданно тяжелая кованая калитка Квасовых со стуком отворилась, и со двора, придерживая рукой фуражку, выскочил молоденький полицейский. Он открыл заднюю дверцу «уазика» и замер, держась за дверную ручку. Он был торжествен, как паж на королевском приеме.

Из калитки вышли еще двое полицейских, первый из них шел спиной вперед. Они несли за руки и за ноги не подававшего признаков жизни Николая Квасова. Полицейские с трудом впихнули мужчину вперед ногами в машину, и молоденький страж порядка захлопнул за ним дверь.

Женщина с интересом наблюдала за происходящим, делая вид, что ее больше занимает газета, а не пикантная сценка с участием полицейских.

Командовавший погрузкой тела Жарких, заметив стоявшую у почтовых ящиков Валентину Васильевну, браво козырнул.