Искатель. 1964. Выпуск №1
Шрифт:
— Это что, твое основное пособие по расшифровке неизвестных письменностей?
— Итак, что сделал проницательный Вильям Легран? Он подошел к расшифровке строго научно. В любом языке каждый элемент — звук, буква, слог и тому подобное — повторяется с определенной частотой. На этом и основана расшифровка секретных кодов. Зная, что в английском языке чаще всего употребляется буква «е», Легран подсчитал, какая цифра наиболее часто встречается в пиратской криптограмме, и всюду вместо нее подставил эту букву. Потом, опять-таки по закону частоты повторения, он буква за буквой разгадал всю шифровку
— Не вижу все-таки особенного сходства с той задачей, какая стоит перед нами, — перебил он меня.
— Слушай, ты иногда бываешь удивительно непонятлив! Эту фразу можно зашифровать так, как сделал пиратский атаман Кидд.
Я набросал на листочке бумаги криптограмму из рассказа
— А можно ее зашифровать и по-другому — словами. Скажем: «Лобасто кире а курако пула…» Получается в точности твой тарабарский язык. Теперь достаточно переписать это греческими буквами, которых я не знаю, или латинскими, и можно выдавать за древний манускрипт на неведомом языке. — Я тут же проделал эту несложную операцию и подал ему листочек:
«Lobasto kire а кurako pula…»
— Пожалуй, ты прав, — пробормотал он, разглядывая его. — Это можно расшифровать…
— Но ты знаешь, дорогой мой осквернитель древних могил, сколько времени тебе на это потребуется? — Я быстренько прикинул на подвернувшемся под руку клочке бумаги. — Да, к концу жизни, глубоким стариком, ты, наконец, прочтешь: «Настоящим удостоверяю, что мною, жрецом А. П. Еврипидусом, действительно украдены из казны храма 3 — в скобках прописью: три — бронзовые иголки». Что и говорить — лучезарная цель, ей не жалко посвятить жизнь!
— Трепач ты, Мишка! — вздохнув, сказал он. — Во-первых, каждый новый документ древности очень важен для науки. А во-вторых, я не собираюсь корпеть над расшифровкой, как некий кустарь-одиночка. Опубликую копию в журнале, и общими силами мы как-нибудь разгадаем эту загадку в ближайшие годы…
— А в ближайшие недели не хочешь? — надменно спросил я. — Ты забыл, что в наше время самые выдающиеся открытия совершаются на стыках далеких друг от друга наук?
— То есть?
— То есть тебе на помощь придет всемогущая кибернетика, разумеется в моем лице.
И знаете, что он мне ответил, этот зарвавшийся наглец?
— Я знаю, — говорит, — что нынче некоторые не надеющиеся нахватать звезд в своей собственной науке спешат примазаться к другим отраслям знания, где их слабость не так заметна непосвященным. По древнему принципу: в стране слепых и кривой — король. Что ты понимаешь в археологии или лингвистике?
— Ах, так? — сказал я. — Тогда нам не о чем разговаривать.
Но тут он начал всячески улещать меня:
— Ладно, не ершись, это я так, ради красного словца брякнул. Конкретно, что ты предлагаешь?
— Пора бы перестать уже увлекаться этими кустарными методами и вспомнить, что мы живем в век электроники. Вспомни, как ловко расшифровали недавно новосибирцы язык майя! А ведь он, наверное, посложнее твоей тарабарщины. Короче: предлагаю положить твой орешек на зубок электронно-вычислительной машины. Договорюсь с шефом, думаю, он разрешит провернуть эту работенку в нашем институте. Раз документ написан известными буквами, но на неизвестном языке, его можно рассматривать как шифровку. Чтобы подобрать к ней ключ, тебе придется возиться несколько лет. А машина это сделает гораздо быстрее.
— Неужели это возможно?
— Прощаю тебе сомнения только потому, что ты полный профан в кибернетике, — величественно сказал я.
2
Рассказывает Алексей Скорчинский
Мишка — большой трепач, и я, признаться, не слишком верил его радужным обещаниям. Но насчет того, что «в стране слепых и кривой — король», — это я ему, конечно, брякнул зря, незаслуженно, хоть и мало разбираюсь в кибернетике. Товарищи по работе его очень уважают и ценят; судя по их отзывам, он там, в своем институте, если и не король пока, то, во всяком случае, подающий большие надежды.
И в то же время не замыкается он в узкопрофессиональную «скорлупу» — это мне тоже в нем нравится. И астрономией увлекается и в литературе разбирается неплохо, а теперь еще затеял какие-то мудреные опыты с палеомагнетизмом, замучил меня совсем, требуя все новые и новые образцы для анализов. Вот только в истории и археологии слабоват, но ведь никто не обнимет необъятное!..
Уже на следующий день Михаил позвонил мне и сказал, что имел «предварительную дипломатическую беседу с шефом и дело разрешится в самое ближайшее время». Но я не стал это время тратить зря.
Я набрал в библиотеках толстенные труды по лингвистике и сравнительному языкознанию. И чем больше читал, тем труднее казалась задача.
С похожей проблемой несколько лет назад столкнулись наши археологи, раскопав возле древней парфянской столицы Нисы на юге Туркмении таблички с арамейскими письменами. Эти письмена известны ученым давно, их умеют читать. Но трудность заключалась в данном случае в том, что арамейскими письменами, как более удобными по сравнению с клинописью или иероглифами, пользовались в древности многие народы Азии, говорившие на самых разных языках.
Расшифровать таблички, найденные в Нисе, удалось сравнительно быстро потому, что хоть примерно можно было предположить, на каком языке они написаны арамейскими буквами, — ведь Ниса была в те времена столицей Парфянского царства. Эта догадка оказалась правильной.
Для расшифровки надписей объединились археологи, знатоки иранских наречий и специалисты по семитским языкам, к которым относится арамейская письменность. И древние документы заговорили.
А как быть мне? Найденный документ написан греческими буквами, но на каком языке? Может быть, на языке скифов — они населяли тогда всю степную часть Крыма и своей письменности не имели. Но раз у них не было никакой письменности и не сохранилось ни единого документа, где мне найти теперь человека, знающего скифский язык? Не было своей письменности и у тавров, язык их умер для нас безвозвратно.