Искатель. 1964. Выпуск №5
Шрифт:
Мазур слышал, как чавкала под блестящими сапогами непросохшая земля.
Где-то в вышине забился песней жаворонок. Тонко так. И песня птицы была похожа на детский плач.
Отто неторопливо отнял правую длинную руку от бедра, и теперь его черный пистолет-палец смотрел прямо в затылок того, кто лежал ничком на влажной, остро пахнущей весной земле.
Человек не шелохнулся, только руки его, словно в нетерпении, теребили мягкую землю. А после выстрела, прозвучавшего мягко, тупо, пальцы лежавшего судорожно сжались в кулаки и потом медленно отпустили землю, как самую ненужную
— Отмучался…
Это сказал кто-то стоявший рядом с Мазуром.
Отто шагнул прочь от трупа.
Тогда второй, который лежал неподалеку — к нему направился Отто, — вдруг вскочил на четвереньки и по-крабьи побежал в сторону.
Отто выстрелил, не замедляя неторопливого шага.
Человек на четвереньках взвизгнул, поджал ногу.
Отто выстрелил еще два раза.
Человек упал в грязь и стал кричать надрывно, громко. У него, очевидно, были прострелены руки и ноги.
Мазур дернулся, ослепленный яростью. Но теперь уже две руки схватили его под мышки, так, чтобы со стороны было незаметно, что его держат.
— Крепись, — сказал сосед слева, — крепись…
Соседи Мазура по строю, словно сговорившись, завели его руки за спину.
— Эх, вы…
Ни усталость, ни боль не ослабили его так, как этот непроизвольный порыв ненависти. Мазур почувствовал, что вот-вот упадет. Холодная липкая испарина покрыла тело.
— Эх, вы…
— Крепись.
Длинный Отто, будто забыв о втором обреченном, двигался к третьему. Услышав его хлюпающие шаги, третий, собрав последние силы, повернулся на спину и стал смотреть в глаза приближающемуся Отто. Отто остановился в шаге от ног лежащего на земле. Тот с усилием подтянул руки к вороту куртки и рванул его. Но сил было так мало, что ворот не разорвался. Тогда человек расстегнул пуговицу у ворота, потом на груди и распахнул куртку.
Отто начал поднимать правую, длинную руку с пистолетом.
Человек лежал неподвижно и глядел на Отто.
— Гут.
Это тихо сказал Отто. Его рука-пистолет начала опускаться.
Тогда человек, лежащий на земле, плюнул в Отто. Но и доплюнуть до Отто у человека не хватило сил.
На каменном лице Отто изобразилось что-то вроде улыбки.
— Шлехт. Зер шлехт.
Правая рука Отто быстро поднялась.
Человека не стало.
Отто больше не двинулся с места. Не опуская пистолета, он дважды выстрелил по остальным и, не оглядываясь, пошел к строю автоматчиков, что стояли вдоль проволочного забора, ограждающего лагерь.
— Пустите! — сказал Мазур. Завернутые за спину руки ныли в плечах.
Соседи отпустили его руки.
— Держись, — опять сказал сосед слева. — Не дури, майор.
— Ладно, — ответил Мазур.
На полосе «селекции» по-прежнему выл смертельно раненный человек, второй, которого Отто не добил. Мазур смотрел на него, как и все смотрели, потому что в некоторые минуты люди, помимо своей воли, смотрят на то, на что, казалось бы, смотреть невозможно.
— Почему он его не прикончит? — негромко спросил Мазур у соседа слева.
— В наказание. Пытался бежать.
— Но ведь Отто хотел не убивать третьего. Если бы тот не…
— Спроси у Отто.
— Послушай… —
— Молчи! — прошипел сосед справа. — Отто косит в нашу сторону.
Они разговаривали, почти не разжимая губ, но то легкое шевеление в строю пленных, когда Мазура поддерживали, привлекло внимание фашиста. Он меланхолично, по-гусиному поднимая ноги, направился к группе, в которой стоял Мазур.
Мазур уставился в землю. Она была коричневая, влажно поблескивала на солнце. Кое-где в следах от колодок скопилась вода. Поверхность ее мелко рябила под ветром. И тут же Мазур заметил несколько травинок: совсем тонких, ярких, просвечивающих на солнце и бившихся на ветру, как маленькие знамена надежды.
— Надо смотреть прямо, осел.
Мазур услышал эту немецкую фразу, понял, что ее проговорил Отто, чуть качнулся, чтобы расставить ноги и встать уверенней, и поднял голову.
Лицо у Отто было маленькое, гладко выбритое и холеное. Его голубые глаза смотрели спокойно, с чуть приметным любопытством.
В первое мгновение Мазур оторопел. Он представлял себе взгляд Отто ненавидящим, сверлящим, остановившимся и неподвижным, будто глаза змеи. А перед ним оказались человеческие глаза. Это казалось невозможным, противоестественным.
— Надо смотреть прямо, осел, — повторил Отто.
И голос звучал мягко, был гибок.
Продолжая глядеть в глаза Мазуру, Отто поднял руку и ловко, коротко ударил в челюсть.
Мазур почувствовал, как клацнули его зубы. Огненная вспышка на мгновение ослепила его. Но он устоял на ногах.
Отто сказал:
— Гут, — и пошел дальше вдоль строя.
И опять Мазур почувствовал, как с одной и с другой стороны у него под мышками очутились руки соседей.
«Хорошо еще, что он не двинул мне в живот, — подумал Мазур, — разлетелись бы к черту швы на ране… Но бить ты, сука, все-таки не умеешь…»
От усталости руки казались огромными. Особенно в темноте, когда в бараке погасили свет. Тело словно растаяло, и остались одни руки, тяжелые, набрякшие. Кровь по ним двигалась щекочущими толчками.
Сопение и храп слышались с трехъярусных нар. Пахло мокрой грязной одеждой и потом. Кто-то бредил во сне. Говорил быстро-быстро и каким-то высоким детским голосом. В лопотанье невозможно было разобрать слова.
По толевой крыше гулко стучал дождь. Стук его то убыстрялся и становился громче, то утихал.
«Только бы не уснуть… — думал Мазур. — Не уснуть…»
От голода в голове казалось пусто и светло, будто в комнате без мебели. И бело. Ослепительно, до головокружения бело. И гулко. Мазур словно слышал, как слова, которые он говорил про себя, звучат в голове многократно повторенным эхом.
«Встреча… — думал он. — Вот встреча! Встреча… Встреча… Встреча… В академии вместе учились… Учились… Учились… Саша Белов… Белов… Белов…»
Он встретился с Беловым два дня назад, когда работал в каменоломне. Мазур шел вниз, в карьер, оставив наверху свой камень. А снизу с камнем на плече поднимался какой-то бородатый старик. Они оба поравнялись с автоматчиком, когда Мазур услышал тихое, неуверенное: