Искатель. 1965. Выпуск №4
Шрифт:
— Продолжайте.
— Так вот, Ленц занимается всем кругом вопросов, относящихся к влиянию среды на психику. Он связывает теорию оптимального раздражения с искусственным торможением, технику которого Корджибский разработал опытным путем. Кстати, сам Ленц когда-то, еще студентом, работал у Корджибского, и это, кажется, единственное, чем он по-настоящему гордится.
— В самом деле? Но ведь он, должно быть, уже староват, — Корджибский-то когда умер?
— Я просто хотел сказать, что, может быть, вы знакомы с его работами, поскольку они имеют отношение к инженерно-математической
— Ага, это нам и нужно! Значит, Ленц? Но я никогда не думал о нем как о психиатре!
— Вполне естественно, это не ваша область. Однако мы ценим его хотя бы за то, что он сделал для изучения и лечения заразительных неврозов, свирепствовавших в сумасшедшие годы, а он тогда сделал все, что мог.
— Где он теперь?
— Наверное, в Чикаго, в институте.
— Доставьте его сюда.
— То есть как это?
— Притащите его сюда! Садитесь вот за этот видеофон и разыщите его. Потом скажите Штейнке, чтобы позвонил в Чикаго и заказал для него стратоплан. Я хочу его видеть как можно скорее, еще до вечера.
Кинг опустился в кресло с видом человека, который снова обрел веру в себя и чувствует себя хозяином положения. Он ощущал внутри согревающую полноту, приходившую только тогда, когда принимал решение и начинал действовать. Лицо его снова стало уверенным.
Зато Силард был в смятении.
— Но послушайте, шеф, — попробовал он возразить. — Доктора Ленца нельзя просто вызвать, как младшего клерка. Ведь это, ведь он — Ленц!
— Конечно. Поэтому он мне и нужен. Но ведь и я не истеричная дамочка, нуждающаяся в утешении. И он прилетит. Если понадобится, заставьте на него нажать из Вашингтона. Пусть его вызовет Белый дом. Но он должен быть здесь, и сегодня же. За дело!
Окончив свое дежурство, Эриксон попробовал отыскать Харпера и узнал, что тот отправился в город. Поэтому он наскоро перекусил на базе, облачился в «кабацкий костюм» и влез в капсулу подземной дороги, которая и доставила его в Парадиз.
Парадиз, или Рай штата Аризона, представлял собой забубенный маленький городишко, существовавший только благодаря промышленному реактору. Его обитатели были заняты единственным и весьма важным делом: они всемерно старались избавить служащих реактора от их повышенных заработков. На этом поприще с ними весьма активно сотрудничали сами служащие, которые получали здесь каждый выплатной день раз в десять больше, чем где бы то ни было, и никогда не были уверены, что доживут до следующего выплатного дня, а потому и не откладывали денег на старость. К тому же компания открывала для своих работников солидные счета в банках Манхэттена — так чего ж было скряжничать?
Поговаривали, и не без оснований, что в Парадизе можно получить за свои деньги все или почти все, что имелось в самом Нью-Йорке. Местные коммерсанты взяли на вооружение рекламный лозунг городка Рено штата Невада и называли Парадиз «Самым Большим Маленьким Городом в Мире». Разобиженные кабатчики Рено отвечали на это, что, поскольку любой город, расположенный по соседству с атомным заводом, неизбежно вызывает представление
Эриксон, не теряя времени, начал обход злачных мест. На шесть кварталов главной улицы Парадиза приходилось двадцать семь заведений, торговавших крепкими напитками. Он рассчитывал найти Харпера в одном из них и надеялся, зная мужские привычки и вкусы, что найдет его во втором или третьем по счету.
Эриксон не ошибся. Харпер одиноко сидел за столиком бара де Лансея «Сан-Суси». Это был их излюбленный бар. Здесь все дышало старомодным комфортом, хромированная стойка и красные кожаные кресла нравились им куда больше феерической роскоши ультрасовременных кабаков. Де Лансей был консерватором: он предпочитал рассеянный полумрак и тихую музыку, а от дам требовал, чтобы они были одеты даже по вечерам.
Пятая рюмка виски перед Харпером была еще на две трети полна. Эриксон показал ему три пальца:
— А ну, сколько?
— Три, — отозвался Харпер. — Садись, Густав.
— Правильно, — одобрил Эриксон, умещая свое долговязое тело в низком кресле. — Ты в порядке… пока. Что стряслось?
— Выпей. Нет, не это. Здесь виски ни к черту. Наверное, Лансей его разводит. А я испекся, со всеми потрохами.
— Нет, Лансей этого делать не станет, и если ты так думаешь, то уползешь отсюда на четвереньках. Но как ты мог сдаться? Мне казалось, ты решил, наконец, высказаться и разделать их под орех.
— Я и высказался! — проворчал Харпер. — Э, все это чушь, Густав. Шеф прав. Если специалист по мозгам говорит, что ты рехнулся, он должен его поддержать и снять тебя с дежурства. Шеф не имеет права рисковать.
— Да, может быть, шеф и прав, но наши милые психиатры от этого не становятся мне милее. Знаешь что? Давай найдем какого-нибудь одного и проверим на чувствительность! Я буду его держать, а ты лупи!
— Оставь, Густав! Выпей лучше.
— Мысль христианская, но только не виски. Предпочитаю мартини — скоро ужин.
— Я тоже возьму мартини.
— Вот и хорошо. — Эриксон поднял свою белокурую голову и заорал: — Израэль!
Высокая черная фигура склонилась к его локтю.
— Мистер Эриксон? Слушаю, сэр.
— Иззи, два мартини. Мне — с итальянским вермутом. — Он повернулся к Харперу. — А что ты будешь делать теперь?
— Лаборатория изотопов.
— Ну что ж, не так плохо. Я и сам хотел заняться ракетным горючим. У меня есть одна мысль.
Харпер посмотрел на него с насмешливым удивлением.
— Ты имеешь в виду атомное горючее для межпланетных перелетов? Эта проблема достаточно изучена. Нет, брат, с земли нам не вырваться, пока мы не придумаем что-нибудь получше ракет. Конечно, можно смонтировать, в корабле реактор и придумать какую-нибудь штуковину для превращения части его энергии в движение. Но что это даст? Все равно останется огромная масса реактора. Огромная из-за защитных щитов. А использовать можно будет не более одного процента мощности. Я уж не говорю о том, что компания вряд ли одолжит тебе реактор для опытов, которые не сулят дивидендов.