Искатель. 1967. Выпуск №1
Шрифт:
От этого дня у меня осталось самое сумбурное впечатление.
Волошин водил меня из лаборатории в лабораторию, знакомил все с новыми и новыми людьми. Каждый из них терпеливо рассказывал мне, над чем работает, а я торопливо записывал все в блокнот. Но, открыв его снова поздно вечером в маленькой комнатке, отведенной для приезжих гостей, я с ужасом убедился, что даже сам ничего толком не могу понять в этих отрывочных, беглых записях:
«Центральным звеном превращения химической энергии в механическую является реакция сокращения белка мышц. При этом насыщенная энергией аденозинтрифосфорная кислота (АТФ), соединяясь с сократимым белком мышц (актомиозином) в присутствии воды, отдав свою энергию, превращается в аденозиндифосфоркую кислоту (АДФ) с выделением фосфорной кислоты…»
Тут же была пометка: «К. П. Бек. Асимметричное лицо, странно блестят глаза, словно вставные, искусственные… Знания — это еще не ум!» — но что она означала, я, хоть убей, теперь не понимал. И даже не мог вспомнить, как же выглядел этот, видимо заинтересовавший меня именно своей внешностью человек. Смутно мелькали в памяти какие-то лица — старые и молодые, загорелые, бледные, хмурые, улыбающиеся, усталые, розовощекие. Кто же из них Бек?
Да, это была тонкая месть. Волошин ловко пошутил надо мной, а в моем лице над всеми газетчиками. Он был радушен до предела, показал мне поистине все, но в таком бешеном темпе, что это все теперь превратилось в моей голове в ужасающую мешанину.
И главное, каким же сложным и необычным оказалось то, что я увидел.
Помню, как сначала Волошин завел меня в инкубатор. Это был превосходный, но совершенно обыкновенный инкубатор: сверкающий чистотой, жарко натопленный, звенящий от неистового писка только что вылупившихся цыплят.
— Подождите меня здесь, — сказал лукавый проводник, оставляя меня одного в маленькой, совершенно пустой комнате.
Дверь Сергей Сергеевич не закрыл, и я слышал, как он кого-то попросил:
— Дайте мне вполне созревшего, двенадцатидневного.
Через минуту Волошин вернулся, бережно держа в руках какой-то желтенький пушистый комочек. Он присел, осторожно разжал руки и тут же, поспешно отскочив, спрятался за дверью, оставив только узенькую щелочку. Можно было подумать, что он принес по крайней мере очковую змею или какого-нибудь экзотического ядовитого паука, и я на всякий случай слегка отступил.
Но передо мной был всего-навсего забавный крошечный утенок, похожий на комочек золотистого пуха. Он с интересом поглядывал на меня и раза два вопросительно пискнул.
— Походите перед ним, — предложил сквозь дверную щелочку Волошин.
— Что сделать?
— Походите по комнате. Туда-сюда. Пусть он на вас полюбуется. Да не бойтесь, он не укусит.
Чувствуя какой-то подвох, я пожал плечами и неуверенно прошелся по комнате, поглядывая на утенка. Он снова запищал теперь, как мне показалось, радостно и вперевалочку засеменил ко мне.
— Все в порядке, — удовлетворенно сказал Волошин, распахивая дверь. — Теперь мы можем продолжить нашу прогулку.
Мы вышли из инкубатора и неторопливо зашагали по асфальтовой дорожке. Громкий писк заставил меня оглянуться.
Утенок спешил за нами.
— Придется идти потише, он отстанет и будет плакать, — сказал Волошин.
— Ничего, вон тут сколько утят и цыплят во дворе бегает. Он сейчас к ним пристанет, — ответил я.
— Вы так думаете?
Тон Волошина заставил меня оглянуться.
Не обращая никакого внимания на своих пушистых братцев и сестричек, не отвечая на призывное кряканье уток, копошившихся в траве, утенок упрямо ковылял за нами. Со стороны это выглядело, наверное, забавно: в окнах домика, мимо которого проходила наша странная процессия, я заметил несколько смеющихся лиц, которые тут же скрылись.
— Это гипноз? — осторожно спросил я, опасливо оглядываясь на утенка, деловито ковылявшего за нами.
— Нет. По-научному это называется импринтинг. Как это перевести поточнее? «Запечатление», что ли. Любопытное явление. Но о механике его вам лучше как-нибудь подробно расскажет Логинов. А в «двух словах», как вы любите, дело в том, что многие животные считают своим родителем первое движущееся существо, которое они увидят через определенное время после появления на свет. Или даже первый неодушевленный предмет, не важно, лишь бы двигался…
— Значит, я теперь вроде как его папаша? — тревожно перебил я, снова оглядываясь на утенка.
Обрадованный, что я обратил на него внимание, он замахал пушистыми крылышками и засеменил еще быстрее.
— Да. Отныне на вас лежат все заботы по его воспитанию, — сочувственно проговорил Волошин.
Утенок сопровождал нас, наверное, добрых полтора часа. За это время мы успели побывать в двух лабораториях, и он каждый раз терпеливо ждал нас на крылечке, приветствуя мое появление возбужденным писком. Наконец Волошин сжалился — не знаю, над кем: надо мной или над утенком? — и попросил одного из молодых лаборантов отнести его обратно в инкубатор — «на перевоспитание»…
А мы пришли в лабораторию биохимии, где в просторной полутемной комнате почему-то стоял громадный, в человеческий рост, аквариум, доверху наполненный водой.
А в аквариуме, в воде, стояла живая коза и меланхолично посматривала вокруг, время от времени выпуская изо рта серебристые пузырьки воздуха, словно самая обыкновенная рыба.
Я смотрел то на подводную козу, то на Волошина.
Коза оставалась спокойной и невозмутимой. Похоже, ей было скучно. Глядя на меня, она мекнула, только беззвучно. Лишь целая гирлянда воздушных пузырьков вылетела у нее изо рта.
Зато Волошин наслаждался моим изумлением. Лицо его прямо-таки излучало сияние.
— Здорово? — спросил он. — Скоро и мы так с вами будем нырять — без всяких там аквалангов или скафандров. — Он подмигнул козе и добавил шепотом, оглянувшись по сторонам: — Но я все-таки предпочитаю акваланг.
— А теперь я покажу вам интереснейшую штуку, — торжественно объявил Волошин. — Уникальная модель электронно-биологического мозга.
Этот «мозг» занимал небольшой домик, стоявший в стороне от других на тенистой полянке среди сосен. Сначала мы вошли в комнату, почти все стены которой занимали щиты управления и панели с мигающими разноцветными лампочками. На столах стояли пишущие машинки и перфораторы. Я оглядел все это довольно равнодушно, потому что уже не раз бывал в разных вычислительных центрах.