Искатель. 1968. Выпуск №4
Шрифт:
С криком: «Я так и знал, что это случится!» — Курочкин вскочил, но, запутавшись в балахоне, полетел вперед, боднул в живот Зеведея, пытавшегося выправить крен, и все оказались в воде.
Леденящий ужас сковал не умеющего плавать Курочкина. Чуть слышно прошептав: «Караул, тону!» — он закрыл глаза и приготовился принять смерть.
Однако не зря Казановак комплектовал реквизит лучшими образцами швейной промышленности. Необъятный балахон из нейлоновой ткани надулся исполинским пузырем, поддерживая своего владельца в вертикальном
Вскоре осмелевший от такого чудесного вмешательства судьбы Курочкин даже начал размахивать руками и давать советы рыбакам, как совладать с лодкой, которая плавала вверх килем.
Происшествие было быстро ликвидировано, и подтянутый багром Фомы Христовый следопыт снова водрузился в лодку, направившуюся к берегу.
В общем все обошлось благополучно, если не считать потерянной сети, о которой больше всего горевал Зеведей.
— Скажи, — спросил он, нахмурив брови, — если ты знал, что лодка перевернется, то почему не предупредил? Я бы переложил сеть к Иуде.
— Я не знал, честное слово, не знал! — начал оправдываться Курочкин.
— Ты же сам сказал, — вмешался Иоанн, — крикнул: «Я знал, что это случится».
Курочкин взглянул на здоровенные кулаки рыбаков, и у него засосало под ложечкой.
— Видишь ли, — дипломатично начал он, обдумывая тем временем какое-нибудь объяснение, — я не мог тебя предупредить.
— Почему?
— Потому что,, потому что это тебе бог посылал испытание, — нахально вывернулся Курочкин, — испытывал тебя в беде.
— Бог? — почесал в затылке Зеведей. Кажется, аргумент подействовал.
— Бог! — подтвердил, совершенно обнаглев, Курочкин. — Он и меня испытывал. Я вот плавать не умею, но не возроптал, и он не дал мне утонуть.
— Верно! — подтвердил Иаков. — Я сам видел, как этот назаретянин шел в воде и еще руками размахивал, а там, знаешь, как глубоко?
— Гм… — Зеведей сокрушенно покачал головой и начал собирать сучья для костра.
Солнце зашло, и с озера поднялся холодный ветер. У промокших рыбаков зуб на зуб не попадал. Один лишь Курочкин чувствовал себя более или менее сносно. Спасительная синтетическая ткань совершенно не намокла.
Зеведей разжег костер и, приладив перед огнем сук, развесил на нем промокшую одежду. Его примеру последовали Иоанн и Иаков.
— А ты чего?
— Спасибо! — сказал Курочкин. — Я сухой.
— Как это сухой? — Иоанн подошел к нему и пощупал балахон. — Верно, сухой! Как же так?
Курочкин промолчал.
— Нет, ты скажи, отчего ты не промок? — настаивал Иоанн. — Мы промокли, а ты нет. Ты что, из другого теста сделан?!
— А если и из другого?! — раздраженно сказал Курочкин.
Он все еще испытывал лихорадочное возбуждение от своего чудесного спасения. — Чего вы пристали?
— Так чудо же!
Курочкину совсем не хотелось пускаться в объяснения. Запустив руку в сумку, он нащупал бутылку водки, отвинтил пробку и, сделав основательный глоток, протянул ее Иоанну.
— На, лучше выпей!
Тот поднес к огню бутылку и разочарованно крякнул:
— Вода! Сейчас бы винца!
— Пей! — усмехнулся Курочкин. — Увидишь, какая это вода.
Иоанн глотнул, выпучил глаза и закашлялся.
— Ну и ну! — сказал он, протягивая бутылку Иакову. Попробуй!
Иаков тоже хлебнул.
— Эх, лучше старого Тивериадского!
Прикончил бутылку Зеведей.
Вскоре подъехал челн с Фомой и Иудой, Они тоже присели у костра.
После водки Курочкина потянуло в сон. Прикрыв глаза, он лежал, испытывая ни с чем не сравнимое ощущение счастливо миновавшей опасности.
В отдалении о чем-то совещались рыбаки.
— Это он! — взволнованно прошептал Иоанн. — Говорю вам, это он! По воде, яко по суше, это раз, пророчествует — два, воду в вино превращает — три! Чего вам еще нужно?!
— А взгляд светел и страшен, — добавил Иаков. — И впрямь он, Мессия!
Между тем слегка захмелевший Мессия сладко посапывал, повернувшись спиной к огню. Во сне он наносил с кафедры смертельный удар в солнечное сплетение отцам церкви. Никаких следов пребывания Иисуса Христа не обнаруживалось.
На следующее утро, чуть свет, Фома с Иудой отправились в Капернаум. Зеведей с сыновьями остались ждать пробуждения Курочкина.
Тот, продрав глаза, попросил было чаю, но рыбаки о таком и не слышали. Пришлось ограничиться глотком воды.
За ночь натертые ноги распухли и покрылись струпьями. Ступая по горячему песку, Курочкин поминутно взвизгивал и чертыхался.
Не оставалось ничего другого, как соорудить из весел подобие носилок, на которых Иоанн с Иаковом понесли Мессию, державшего в каждой руке по сандалии.
Весть о новом проповеднике из Назарета распространилась по всем городу, и в синагоге, куда доставили Курочкина, уже собралась большая толпа любопытных. Его сразу засыпали вопросами.
Не прошло и получаса, как Курочкин совершенно выбился из сил. Его тошнило от голода, а судя по всему, о завтраке никто и не помышлял.
— Скажите, — спросил он, обводя взглядом присутствующих, — а перекусить у вас тут не найдется? Может, какой-нибудь буфетик есть?
— Как же так? — спросил пожилой еврей, давно уже иронически поглядывающий на проповедника. — Разве ты не чтишь закон Моисея, запрещающий трапезы в храме? Или тебе еще нет тринадцати лет?
Однако старому догматику не под силу было тягаться с кандидатом исторических наук.
— А разве ты не знаешь, что сделал Давид, когда взалкал сам и бывшие с ним? — ловко отпарировал эрудированный Курочкин. — Как он вошел в дом божий и ел хлебы предложения, которых не должно было есть ни ему, ни бывшим с ним, а только одним священникам, — добавил он без запинки.