Искатель. 1975. Выпуск №6
Шрифт:
Подошел он к мужику, пошептались они о чем-то. Потом еще с одним мужичком пошептались. Прихватили Теля и ушли куда-то за иконостас. Через маленькую дверцу. А поп вернулся. Хотел и я с ними рвануть, да не взяли. «Сиди, — говорят, — тебе бояться нечего». Ну вот и вся история.
— Алексей Павлович, не угостите ли чайком? — попросил Корнилов. — Вы никуда не торопитесь?
— Не, у меня отгулы за прогулы. Выходной я. Сей момент чайку сварганим.
Он ушел на кухню и опять загремел там кастрюлями. А Игорь Васильевич сидел и думал о том, что услышал от Маричева.
Алексей принес две чашки с блюдцами и варенья в маленькой
— Черноплодка с яблоками. Хозяйкина гордость.
Корнилов посмотрел на часы и спохватился — он сидел у Маричева уже около трех часов и даже не заметил, как стемнело на улице.
— Алексей Павлович, — сказал он. — Еще несколько вопросов, да бежать надо. Время подгоняет. А что ж Зотов-то? Отец? Ему немцы ничего не сделали?
— Сделали. Двое суток мутузили. И мне отлуп поутрянке дали. За дружбу, наверное.
— А потом?
— Потом?.. — рассеянно отозвался Маричев. — Потом, когда фрицы отступали, они полдеревни за собой угнали. И дядю Колю. Он, пожалуй, самый последний и вернулся. В конце сорок шестого. Все так и считали его погибшим. Кто-то из зайцевских его в Германии чуть ли не при смерти видал.
— Алексей Павлович, а с сыном Зотов не встречался?
— Нет. Когда Тель в Зайцево после войны приезжал, ничего не известно было об отце. Все считали, что погиб в Германии дядя Коля. Тельман и уехал. Да и жить было негде. Дом-то сгорел…
— А если бы Тельман с ним встретился?
— Ну и что? — удивился Алексей.
— Не мог он ему грозить? Ударить, например?
— Кто? Тельман? Ну что вы! — отмахнулся Маричев. — Простить, может, и не простил бы, но чтоб руку поднять?! Нет! — И, чуть подумав, добавил: — Да, наверное, и простил бы… Я бы простил. Отец все-таки.
— А почему Тельман потом отца не разыскал?
— Откуда я знаю? Наверное, думал, что погиб. А может, уже и разыскал?
— Ну а Зотов?
— А он-то что? Не-е-ет. Когда со мной говорил, плакал. «Нет, — говорит, — мне прощения». Еще бы. А почему вы все про это спрашиваете?
— Да потому, что Тельмана нашли убитым недалеко от того места, где жил старик.
Леха вскочил, бледнея:
— Тельмана убили? Какая же падла?
«Нет, не буду говорить, что отец. Всей правды ведь не объяснить», — подумал Корнилов.
Когда он приехал в лужскую прокуратуру, чтобы рассказать о своим сомнениях следователю, то застал Каликова в растерянности. Прокурор возвратил дело на доследование…
«Молодец, — обрадовался Игорь Васильевич, — перепроверить «вариант с рыжими шапками»…»
20
С тревожным чувством отправился на следующий день Корнилов в дирекцию лесхоза, чтобы повидать бухгалтера Мокригина. Игорь Васильевич уже не сомневался в том, что именно он шел вслед за художником в день убийства. Дежурный на станции Мшинской опознал по одной из предъявленных ему следователем фотографий человека, приехавшего пятнадцатичасовой электричкой. Этим человеком был Григорий Мокригин. Но нет, не признается бухгалтер, что ездил на Мшинскую. Не захочет отвечать на опасный вопрос, почему убежал из леса, оставив на произвол судьбы истекающего кровью художник! Ведь не обмолвился ни словом об этом, когда беседовал с работниками уголовного розыска, узнавшими о его дружбе с лесником!
Но, несмотря на все свои сомнения, Игорь Васильевич шел в леспромхоз и надеялся на успех. Корнилов специально не стал приглашать Мокригина в райотдел — ему хотелось застать бухгалтера врасплох, неподготовленным. Поставленный перед необходимостью отвечать сразу же, немедленно, он может допустить промах, неточность, может растеряться.
«Почему Мокригин не пошел за помощью в деревню? — думал Корнилов. — Испугался, что могут и его убить? Вздор! Тогда бы он прибежал хоть в милицию. Побоялся, что могут заподозрить в убийстве самого? Нет, честный человек сначала окажет помощь раненому, а уж потом подумает о себе. Честный человек… Но ведь бухгалтер в прошлом уголовник. Мог подумать: «Первое подозрение — на меня. Попробуй потом отмойся». И повернул домой, даже к дружку своему не пошел в тот день. А почему же не был потом? Почему не пришел на похороны лесника? Они же были друзьями. Об этом и в лесхозе знают, и во Владычкине. Что-то за всем этим кроется более серьезное… Знал ли Мокригин, кто идет вместе с ним по лесной тропе? Нет, скорее всего не знал. Ведь лесник не встречался с сыном тридцать лет… — И вдруг Корнилова обожгла внезапная мысль: — А что, если пуля предназначалась бухгалтеру? — Игорь Васильевич вспомнил, что рассказывала ему во Владычкине старуха Кашина о приятеле Зотова: «Собою фигуристый, меховая рыжая шапка…» И первое, что он тогда сделал, — попросил проверить, не стряслось ли чего с Мокригиным — ведь убитый был широкоплеч, строен, и шапка на нем была рыжая, лохматая… Дирекция размещалась недалеко от вокзала, в старом, видать, купеческом, доме. Корнилов вошел. В коридоре, стены которого были густо заклеены объявлениями, приказами, сводками, курили двое мужчин. У обоих поверх пиджаков были надеты меховые безрукавки.
— Где мне найти бухгалтера? — спросил у них Игорь Васильевич. — Григория Ивановича Мокригина.
Один из мужчин молча показал на лестницу в конце коридора. Корнилов поднялся на второй этаж и отыскал дверь с надписью «Бухгалтерия». «Если там будут посетители, я подожду», — подумал он. Вообще-то в бухгалтерии работали двое, старший бухгалтер Мокригин и еще одна женщина. Еще вчера Игорь Васильевич уговорился с работниками ОБХСС, и они вызвали ее в это время на беседу.
Корнилов приоткрыл дверь и сразу увидел Мокригина. Бухгалтер сидел за большим столом и сосредоточенно считал на арифмометре. На Корнилова он не обратил никакого внимания, даже голову не поднял. Игорь Васильевич подошел к его столу и сел, положив на колени шапку. Мокригин продолжал крутить ручку, беззвучно шевеля губами. Верхняя губа у него была тонкая, злая, а нижняя пухлая и отвислая. Закончив считать, он записал на бумажке какие-то цифры и только тогда поднял голову.
— Вы ко мне?
Бровей у него почти совсем не было, и оттого лицо казалось каким-то бесцветным, блеклым.
— Да, я к вам, Григорий Иванович. — Корнилов достал удостоверение, представился.
Мокригин хотел что-то сказать, но только облизнул вдруг свою толстую нижнюю губу. В лице у него ничего не изменилось, не дрогнуло. Он замер.
— Григорий Иванович, я пришел к вам поговорить о леснике Зотове. Мне сказали, что вы были с ним друзьями…
Бухгалтер по-прежнему был спокоен. Никаких признаков паники. Только сузились глаза, стали маленькими точками зрачки. «Он давно ждал, что к нему придут, — подумал Корнилов. — Успел приготовить себя».