Искатель. 1977. Выпуск №1
Шрифт:
Густые облака, ровные, как полотно, неподвижно висели над лесом. Предрассветный синий туманец стлался там, где кончался горизонт, постепенно сливаясь с облаками.
Сквозь словно заледеневшую хрупкую паутину кустарника неясно проступала открытая пойма, заливные луга за рекой. И по всему берегу строгие ряды траншей.
В воздухе стоял бесконечный писк ласточек. Их гнездами, как дробью, был пробуравлен восточный крутой склон холма.
Тасманов лежал рядом с Кудрей и рассматривал в бинокль обрывистый левый берег реки.
— Похоже,
Тасманов надолго прильнул к биноклю.
— А вот и следы тягачей. Пушечки, Тихон, пушечки скорее всего в ельник упрятали. И заметь, тяжелые пушечки…
— Как же вы… все это видите? — восхищенно выдохнул Кудря.
Капитан насмешливо взглянул на Тихона.
— Разведчику нужно видеть все сразу, — мягко сказал он, — второго раза ведь иногда просто не бывает. Сейчас другое дело. Мы у них за спиной, а они не оглядываются, им, видишь ли, некогда.
Тасманов говорил все это Кудре, чтобы успокоить парня, а заодно настроить себя не торопиться, проверить еще раз то, что так назойливо лезет в окуляры бинокля.
Немцы могли ведь сооружать и фиктивный вал обороны, готовясь к контрудару. Капитана беспокоило отсутствие интенсивного движения на проселочной дороге, ведущей от береговою среза в глубину леса.
Тасманов ждал Рыжикова, которого послал к дороге вместе со Струткисом.
Что касается времени, то оно, по подсчетам капитана, было на исходе. В немецком штабе должны хватиться своих разведчиков.
Тасманов скосил глаза вправо, где у самого среза на вершине устроились Петухов и Долгих. Разведчиков не было видно, едва приметно шевелились кусты. Капитан приказал Петухову вести наблюдение за поймой реки и бродом, откуда могли появиться поисковые группы противника.
Тасманов представил себе ничейное пространство, по которому придется уходить от немцев, возможный бой, вспомнил белую лошадь, привязанную в чаще, оружие, боеприпасы и рацию, убитых немецких разведчиков, просеку и удовлетворенно подумал, что все сделал правильно, тихо порадовался своей дотошной предусмотрительности, которая оставляет шанс на возвращение без потерь.
Времени — вот чего не хватало капитану Тасманову. День хоть и пасмурный, вставал, но низкие промозглые облака как бы сливались с верхушками сосен и создавали впечатление, что это и не день наплывает вовсе, а подкрадываются сумерки. В бинокль была видна сырая, вскопанная лопатами земля, ломти аккуратно срезанного дерна, маскирующего пулеметные гнезда и блиндажи: торчащие из земли обтесанные комли бревен.
Гул возник внезапно. Ровный, пока еще глухой, он наползал на холм с запада, и, прежде чем Кудря успел высунуться из укрытия, пораженный этим новым грозным звуком, Тасманов холодно произнес:
— Лежать… Танки…
«Вот оно, подтверждение намерения противника контратаковать, — думал капитан. — Немцы понимают, что мы измотаны,
Рыжиков и Струткис появились с западной стороны холма. Тасманов даже вздрогнул, услышав шелест за спиной.
— Танки и самоходки, товарищ капитан, — доложил старшина, — в ельнике две батареи тяжелых и одна противотанковая… Танкисты — эсэсовцы… Сам видел. Однако опять «Викинг»…
Тасманов внимательно и насмешливо взглянул на Рыжикова.
— Что бы я без тебя делал, старшина ты мой, товарищ Рыжиков — ас разведки, ночной орел?.. «Викинг», говорит». Это хорошо. Это кое-что проясняет… А?
— Проясняет, товарищ капитан, — улыбаясь всем лицом, подтвердил Рыжиков, — будут атаковать, когда наши попробуют сбить их с позиций…
— Комплимента ждешь, стратег, — усмехнулся капитан, — комплименты дома, а сейчас…
— Товарищ капитан… — вскрикнул Кудря, которому Тасманов минутой раньше передал бинокль, приказывая наблюдать за противником.
Капитан рванул из рук Тихона бинокль.
— Так… охота на лис с собачками, — пробормотал он, разглядывая в окуляры берег реки, — все правильно — спешат закрыть брод… Пора Парашеньке замуж выходить…
То, что появление поисковых групп для Кудри было полной неожиданностью, не оправдывало его вскрик. Эмоции у разведчиков не в почете. Они мешают сосредоточиться. А думать сейчас нужно быстро и точно.
Тасманов опустил бинокль.
«Через десять минут собаки возьмут след, еще через двадцать они будут на холме. Тридцать минут — это шесть километров при хорошем шаге. Идти на запад, сделать пэтлю и выйти к реке южнее брода».
Капитан свернул карту, засунул в планшет.
— Уходим… Рыжиков, Струткис, вперед… Смотреть в оба, Направление — вест…
Высоко над головой шумели сосны. Деревья в бору рослые, голые, с хвоей на макушке. Если вскинуть голову, может показаться, что небо над головой сплошь усеяно маленькими зелеными облачками.
Голову вскидывать некогда — все внимание сосредоточено на движении. Рыжиков, идущий впереди легким, быстрым шагом, иногда взбрасывает руку с компасом, проверяя направление.
Так они шли час. По соображениям Тасманова, марш-бросок должен был вымотать преследователей и увеличить разрыв во времени. Он остановил группу на отдых возле едва приметного родничка.
Выслав в сторону преследователей охранение, Тасманов обернулся к радисту.
— Давай, Коля, самое время…
Долгих развернул рацию, повертел ручку настройки. Капитан взял наушники и окунулся в поток звуков. Мир ожил и заговорил. Из неведомых далей полетели свисты, гулы, треск, вкрадчивое поскребывание, лихорадочная дробь ключа, обрывки фраз. Потом остался один голос. Кто-то монотонно по-немецки передавал шифровку: сто сорок пять — тридцать, четыреста восемь — шестнадцать…