Искатель. 1978. Выпуск №2
Шрифт:
Ради этого момента я и жил все последние дни. Все остальное превратилось в вынужденную обязанность, от которой я хотел отделаться как можно быстрее. И лишь когда я говорил Уоткинсу «Спокойной ночи» и слышал, как за мной закрывалась парадная дверь, тогда, и только тогда, я действительно начинал жить.
С половины десятого до одиннадцати мы с Люсиль катались по безлюдным боковым дорогам. Говорили мало: во время разговора она никак не могла сосредоточиться на вождении, и машина начинала вилять из стороны в сторону. Кроме того, ощущение власти над «кадиллаком»
За эти три вечера я влюбился в нее до такой степени, что мне стоило огромных усилий не выказывать свои чувства.
Никаких признаков поощрения с ее стороны я не замечал. Она обращалась со мной как с другом, общество которого ей приятно, и не более того.
Гораздо больше меня беспокоило мое собственное к ней отношение. Я был уверен, что при малейшем поощрении с ее стороны я не смогу удержать себя в руках.
Я прекрасно сознавал, что играю с огнем. Узнай Эйткен о том, что происходит за его спиной, он тут же выбросит меня вон. В первый вечер она сказала, что он ярый собственник. Я сам знал его достаточно хорошо и не сомневался: он и секунды не потерпит, чтобы я развлекался с его женой, пусть даже наши отношения будут десять раз платоническими. Нужно прекратить эти встречи, пока не поздно, говорил я себе, но потом убеждал себя: раз Люсиль в меня не влюбляется, никакого вреда наши занятия принести не могут.
Когда мы прощались в конце третьего вечера, я напомнил ей, что завтра вечером не приеду.
— Мистер Эйткен отпускает меня на выходные, — объяснил я. — Так что завтра меня не будет.
— Что же, значит, завтра я останусь без урока? — спросила она, круто повернувшись ко мне на сиденье.
— Да, теперь только в понедельник вечером.
— Вы куда-нибудь уезжаете?
— Нет, никуда.
— Так почему вы не можете приехать, как всегда? В дом не входите, встретимся прямо здесь. Или вам не хочется?
— Дело не в том, что мне не хочется. Просто временами меня это беспокоит, — ответил я, глядя на нее. — Ведь, если о наших уроках узнает ваш муж, он придет в бешенство.
Она засмеялась — смех у нее был на редкость заразительный, — положила обе руки мне на запястье и легонько его качнула.
— Он просто лопнет от злости. Ну и пусть лопается, правда? Да все равно он ничего не узнает.
— Но вас могут увидеть Уоткинс или миссис Хэппл…
— Они никогда не выходят по вечерам, но давайте знаете что сделаем? Встретимся у вас. Я приеду на велосипеде. Можно? Я очень хочу посмотреть, как вы живете.
Сердце мое неистово заколотилось.
— Лучше не надо. Нет, приезжать ко мне вы не должны. Если вы хотите получить завтра урок, я приеду сюда ровно в девять, но только если вы очень этого хотите.
Она открыла дверцу и выскользнула из машины, потом повернулась и посмотрела на меня через открытое окно.
— Вы ужасно милый, Чес, — сказала она. — Скажите, я ведь делаю успехи, а? Скоро уже смогу сдавать на права?
— Да, успех налицо, — хрипло произнес я. Ну почему я не могу обнять ее и прижаться губами к ее губам, таким манящим? — Ладно. Увидимся завтра.
Дома я приготовил себе двойное виски с содовой, сел в кресло и принялся обдумывать положение.
С нашей первой встречи прошло пять дней, но в жизни своей я не влюблялся так сильно. Понимала ли она это? Или вполне искренне верила, будто я готов рисковать расположением Эйткена только ради того, чтобы поучить ее водить машину? Неужели она настолько наивна? В этом надо разобраться.
Меня сильно обеспокоило ее предложение приехать ко мне. Я как-то говорил ей, что мой филиппинец уходит в семь и что живу я один. Что же это — намек, что она готова ответить мне взаимностью?
Это маловероятно, с неохотой признался я себе. Я был для нее услужливым другом, который любезно согласился научить ее водить машину и который доставлял ей массу удовольствия, не ожидая ничего получить взамен. Во всяком случае, предполагать что-то другое у меня не было никаких оснований.
Далее, говорил я себе, надо выяснить еще одно: понимает ли она, как я рискую? Я ведь ставлю на карту свое будущее. Если Эйткен узнает о наших встречах, моя нью-йоркская одиссея рассеется как дым.
Я долго не мог заснуть. Естественно, на работу я пришел невыспавшийся и злой и был счастлив, когда рабочий день окончился. Я захватил с собой кое-какие бумаги, решив посмотреть их в выходные.
В эту минуту вошла Пэт — она с ангельским терпением сносила мою раздражительность — и дала мне на подпись еще несколько писем.
— Черт подери! — рявкнул я. — Неужели я еще не все подписал?
— Здесь всего шесть писем, — миролюбиво ответила она.
Вытащив ручку, я поспешно нацарапал на письмах свою подпись, затем выпрямился и сказал:
— В понедельник приду пораньше. А сейчас смываюсь. Уже больше шести?
— Уже половина седьмого. Куда-нибудь уезжаешь?
Я исподлобья взглянул на нее.
— Не знаю. Возможно. Может, поиграю в гольф.
— Надеюсь, хоть немножко отдохнешь. Не переживай, Чес, у тебя все идет отлично.
В любое другое время я обязательно воспрянул бы духом после такой похвалы, но сейчас только разозлился.
— И не думаю переживать, — бросил я. — В понедельник увидимся. — И, кивнув, вышел, читая в ее удивленных глазах обиду.
Когда я проходил по коридору, из своего кабинета вышел Джо.
— До вокзала подвезешь?
— Давай.
Сейчас его общество было мне совсем ни к чему, но отказать я не мог — он знал, что по дороге домой я еду мимо вокзала.
В лифте Джо спросил:
— Сегодня ты к Р.Э. едешь?
— Нет. На выходные он меня отпустил. Хочу почитать вассермановский телевизионный сценарий. Мельком я его уже проглядел, вроде бы неплохо.
— Что ты все работаешь и работаешь, надо и отдыхать немножко, — неодобрительно произнес Джо. — У тебя уже нервы не выдерживают. Что-нибудь не в порядке?