Искатель. 1979. Выпуск №2
Шрифт:
Он сунул конверт ему в руку и вышел вместе с Петером в сад, вход в который охранялся двумя полицейскими. Вокруг дома толпились любопытные, и Шельбауму с трудом удалось пробиться к машине.
— Передайте привет Карин. Утром в субботу я буду у нее. Большого счастья вам, молодой человек, — сказал он, прощаясь.
Затем Шельбаум вернулся в дом. Из коридора он открыл дверь в спальню. Фазольд сидел на кровати, врач накладывал ему бинт на раненую руку.
— Легкое ранение в мякоть, — сказал врач, упаковывая свои инструменты. — Можете спокойно начинать допрос.
— Тогда приступим, Алоис, — распорядился обер-комиссар и вместе с Нидлом прошел на веранду.
Маффи придвинул к письменному столу стул для Фазольда, а сам с блокнотом в руке приготовился вести протокол.
— Опустите шторы, Маффи, — сказал Шельбаум и повернул настольную лампу так, чтобы она светила в лицо Фазольду. — Одно уясним с самого начала, — медленно начал обер-комиссар. — Вы не художник Вернер Фазольд, и его вы никогда не знали. Последнее в вашу пользу.
Фазольд даже не пошевелился.
— Поэтому вы не знали и настоящего Фридемана, зато куда лучше знали того, кто выдавал себя за него, — продолжал Шельбаум. — О вашем прошлом нам известно. Поправляйте меня, если я в чем-то ошибусь. По-настоящему вас зовут Андреас Ортвайн, вы родились первого марта 1918 года в Клагенфурте. Профессия: художник-дизайнер. Перед войной вы были за мошенничество осуждены военным судом Кремса на три месяца тюремного заключения.
— Все так, — глухо произнес мнимый Фазольд.
— Во время войны вы еще два раза были наказаны в судебном порядке, — продолжал Шельбаум. — Один раз земельный суд в Айзенштадте осудил вас на пять месяцев за подделку документов. Второй раз вы были заключены на полгода в колонию за воровство и бродяжничество. Странно, что вы не призывались в армию.
— У меня врожденный порок сердца.
— Он-то, по крайней мере, настоящий? — спросил Шельбаум.
Но Ортвайн на это не ответил.
— Ну хорошо, — сказал обер-комиссар. — Для нас это не имеет значения. Последние данные говорят о том, что перед приходом союзников вы работали на одном военном заводе в Вельсе. Чем вы занимались потом?
— Когда пришли американцы, я бежал в горы, — ответил Ортвайн, — а когда все успокоилось, уехал в Вену.
— Где вы и повстречались с Цондраком?
— Да.
— От Цондрака вы заполучили документы настоящего Фазольда. Зачем?
— Я хотел избавиться от прошлого, — ответил Ортвайн. — Я хотел наконец начать нормальную жизнь гражданина. Подобного случая могло больше не представиться.
Шельбаум покачал головой. Цондрак и его жена, Бузенбендер, а теперь вот и Ортвайн — все они после войны влезли в чужие шкуры и верили, что смогут начать снова. Но прошлое оказалось сильнее, и от него, как оказалось, не убежишь.
— Вы знали, кому принадлежали документы? — медленно спросил он.
— Цондрак, которого я тогда принимал за Фридемана, рассказывал мне, что он был с этим Фазольдом вместе в концентрационном лагере, — ответил Ортвайн. — Вскоре после освобождения он умер от истощения. Фридеман, я имею в виду Цондрака, хотел помочь мне начать новую жизнь. Поэтому, и дал документы.
— Вы ему поверили?
— Многому верят, когда хотят поверить.
— Когда же вы заметили, что крылось за этим в действительности?
Ортвайн несколько оживился.
— Через несколько дней, — произнес он с ненавистью в голосе. — Цондрак предложил мне работать на него, то есть заниматься подделкой. Я не согласился. Тогда он начал угрожать, что пришьет мне убийство Фазольда. Он был убит как раз в той местности, где я прятался после прихода американцев. Алиби у меня не было.
— Никогда бы он на вас не донес, — сказал Шельбаум, — иначе ему надо было рассказать о себе. Когда вы узнали, кем он был в действительности?
— Из его намеков я понял, что он был офицером СС. Мне стало ясно, что он сам убил настоящего Фридемана и настоящего Фазольда. Подлинное имя мне позднее сообщила его жена.
— Вы пытались разоблачить его?
— У меня не было прямых доказательств. Да я и сам порядком запутался. К тому же в его сейфе лежали мои прежние документы.
«Человек, с которым можно было сделать все, что хочешь», — подумал Шельбаум.
— От кого вы узнали подробности о жизни Фазольда в концлагере?
— Вместе с документами Цондрак передал мне длинное письмо, которое Фазольд после освобождения написал брату в Канаду. Он, кажется, был его единственным родственником, что было мне на руку. В письме описывалось все, что с ним произошло после ареста. Адреса в письме не было, да я его все равно бы не отослал…
— Вы показали мне другое письмо, от некоего Рингельблюма, и назвали другие адреса.
Ортвайн слабо улыбнулся.
— Они настоящие. Почта разыскала меня как получателя одной открытки Рингельблюма, адреса других добавились позднее. Ответы мои были краткими, а почерк Фазольда я знал. Личная встреча мне не грозила, поскольку авторы писем жили далеко отсюда.
— Почему вы утаили от меня, что Фридеман и Фазольд занимались в концлагере подделкой денег?
— Я сам фальшивомонетчик. Об этом говорят не очень охотно.
Шельбаум достал из нагрудного кармана записку и показал ее Ортвайну. Это была анонимная записка, в которой говори лось, что Ковалова владеет копией документа, исчезнувшего из посольства.
— От вас? — спросил он.
Ортвайн кивнул.
— Следовательно, копия была у вас?
— Да.
— Где она была запрятана?