Искатель. 1981. Выпуск №4
Шрифт:
— Ку-ку, парень. — Он ловко вывернулся из-под моего бока. — Жара сегодня, напекло меня, а ты вон какой здоровый, от тебя еще жарче.
7
Что-то у меня в мозгах стронулось. Я спросил себя, что я знаю о «Клятве».
Обстоятельства ее создания (вкратце, по школьному учебнику истории): 53 года назад — за год до начала Эры Освоения — 22 молодых жителя Земли, силой захватив межпланетную ракету, высадились на самой далекой и малоосвоенной планете из сферы земного влияния («Стихийный протест против машинной цивилизации… романтическая тяга в неведомое… стремление сформировать новое общество в тяжких условиях борьбы с дикой природой»…). Затем ими был переправлен на Землю документ, получивший название «Клятва Колумбов» («Мы, собравшиеся здесь мужчины и женщины, белые и черные, желтокожие и краснокожие… Мы утверждаем, что человек в нашем обществе служит лишь придатком тех механизмов, которые изобрели его предки для собственного блага, но это благо обратилось во зло… Только в труде и подвигах мы можем сохранить себя как биологический вид… Если ты голоден, пойди и убей зверя, если ты голоден, вырасти хлеб. Если тебе холодно, построй дом. Если тебе негде его построить, выкорчуй лес и осуши болото… Человек смотрит на природу как в зеркало, только она в состоянии дать ответ на вопрос, чего он стоит…») Сто ракет, десять тысяч первопоселенцев прибыли на планету, названную именем Жан-Жака Руссо («Французский философ-просветитель… трагическое противоречие прогресса — по мере развития углубляется неравенство… Естественное состояние помогает уберечь от тлетворного влияния… Трудовое воспитание…»). Дальнейший контакт планеты с Землей был сведен до минимума. Двадцать два «колумба» погибли одновременно от неизвестной болезни. Мемориальный музей их памяти находится в центре Новой Элоизы — это П-образное здание, окаймляющее лужайку, на которой высятся двадцать два гигантских пальмовых клена над каменной плитой с их именами.
Что-то у меня в мозгах стронулось, и я спросил себя, читал ли я когда-нибудь «Клятву» целиком. Выходило, что не читал, даже не видел полностью опубликованной. Только в выдержках — одних и тех же: из учебника, из государственных документов, газетных статей и юбилейных речей. Мы все знаем, что она составляет краеугольный камень руссоистской цивилизации, но как звучит она — от начала до конца?
8
— Полный экземпляр? — библиотекарь музея вскинул на меня фасетчатые стрекозиные очки. — Кто вы по профессии? И есть ли у вас разрешение?
— А кто может его мне дать?
Очки затуманились:
— Откровенно говоря, я и сам не знаю… Просто этот документ у нас никогда не спрашивают… Он существует в единственном рукописном экземпляре, и я должен быть уверен…
— Вы можете быть совершенно уверены, — твердо сказал я. — Мне и читать-то необязательно. Что положено, я в школе отзубрил. Просто я делаю репортаж о музее. И вот несколько слов: «Глядя на священные страницы, благоговейный трепет…» Здорово закручено, верно? А вообще-то меня интересуют люди. Хранители истории. Скромные труженики. Как, простите, ваша фамилия?
Перед хранителем истории стоял напористый белобрысый недоучка, но скромный труженик хотел славы.
Он зря боялся за Ее сохранность. Она была в тяжелой кожаной обложке с коваными уголками, каждая Ее страница заключена в прозрачный пластик. Я скользил взглядом по строкам, выведенным твердым прямым почерком, крепкой, наверное, и тяжелой рукой. Иные были мне знакомы, иные — нет. «…В суровой борьбе, которую нам предстоит вести на планете Руссо, чтобы сделать ее пригодной к жизни для нас и наших потомков, мы обязаны быть равны. Не должно быть героев и толпы, аристократии и плебса, владык и ра-… — Я перелистнул страницу, — предостерегаем вас от перенесения на нашу планету язв земной цивилизации. Строгое ограничение в пище и одежде…»
Стоп, стоп, стоп. Здесь был какой-то разрыв. Здесь и, кажется, еще раньше тоже. Вот оно:
«…Мы утверждаем, что единственная функция, которая осталась человечеству, это развлечения…» — страница кончается, а следующая начинается фразой: «…естественными препятствиями, которые предоставляет ему мать-природа».
В конце последней страницы — ровно и наискось, тщательные и небрежные, с росчерками и без росчерков — шли подписи: Расмундсен… Паули… Каяк… Три каллиграфических иероглифа… Меникелли. М. Баттон… Ю. Баттон. На третьей строке слева тем же твердым прямым почерком — ни хвостиков, ни завитушек, — каким был переписан весь текст «Клятвы», значилось: «Иоаннидис».
Я захлопнул папку. Библиотекарь ждал и улыбался.
Я сказал:
— Красивая какая папка. Ручная работа?
Хранитель расцвел:
— Переплетное дело — моя слабость. Взгляните на наши полки, взгляните — все сам. Врачи не советуют, из-за близорукости, вот горе.
— Да, — вздохнул я, — вы уж берегите, пожалуйста, зрение. Здесь у вас драгоценные реликвии, а я пришел и… взял, например, на память.
— Вы бы не говорили так, если бы знали, какая у нас система сигнализации.
— Абсолютная надежность?
— Попробуйте сами глухой ночкой.
— Это, естественно, подлинный текст?
— Аутентичный, — гордо проговорил он.
— Неповрежденный?
— Как вас понять?
— Мне показалось… Я не специалист… Кажется, одна страница не совпадает с другой. Начало и конец — вы понимаете? Что-то там пропущено. Я невнимательно читал, но…
Он должен был бы схватиться за папку, впиться в рукопись своими окулярами. Если бы не знал.
Он взял Ее со стола и сунул под мышку.
— Вам показалось. Это полный и единственно подлинный текст.
— А кто передал его в музей?
— Это было до моего прихода сюда, я ничем не могу быть вам полезен.
Он боялся меня. Что-то скрывал и боялся. Вот уже вторая подряд встреча с человеком, который знает и боится, — первым был старикашка Монтгомери.
Я вырос в обществе без тайн. Тайны бродили лишь за границей освоенной территории — свирепые, шестиногие черные кони и красные пумы в душных глубинах сельвы, на берегах неизвестных рек. Они вызывали страх, если ты не вооружен, а других страхов не было — бандитов, пиратов, флибустьеров, гангстеров, что ли, мафиози, или как их там — это все на Земле осталось, только деды об этом помнили…
Гласность служила одной из основ нашего общества, оплотом гласности была газета «Старлетт», я в ней служил репортером, и от меня что-то скрывали.
Подведем итог. Если верить Монтгомери, двадцать четыре года назад во время прений в парламенте по вопросу об учреждении профессиональной футбольной лиги некий депутат, выступая против этого акта, ссылался на то, что сказано о футболе в «Клятве».
Я в ней ничего похожего не обнаружил.
Но в экземпляре из музея каких-то страниц явно недостает.
Он же, тот депутат, их, очевидно, читал.
Фамилия депутата Карамаякис. Фамилия покойного «колумба», переписавшего «Клятву», Иоаннидис. Тот и другой по происхождению греки.
Что еще говорил старикашка о депутате? «Он был постарше всех нас, мы его уважали…»
Межзвездный скачок от Земли до Руссо по земному и нашему времени занимает около десяти лет, в ракете они сводятся к нескольким неделям, но если ты был в числе первых…
Если ты был в числе двадцати двух первых, то остальных ждал около десяти лет. Этим остальным — десяти тысячам — в подавляющем большинстве было по восемнадцать-двадцать. Значит, «колумбы», останься они в живых, оказались бы старшими среди основного населения Руссо.