Искатель. 1984. Выпуск №4
Шрифт:
— Начнем смываться, решат — шпионим, — уже спокойнее добавил старпом.
— От эсминца с нашими машинами далеко не смоешься, заметил старший механик.
— А может быть, им и нужна такая зацепочка, чтобы Владивосток атаковать, как в сорок первом Перл-Харбор, — сказал помполит. — Они ведь с Гитлером на одной оси крутятся.
— Из-за нас — война? — выразил сомнение старпом.
— Чтоб зажечь войну, говорят, спички хватит. Раздуть огонь охотников вон сколько.
— Но и хвост сразу поджимать, мол, готовы следовать за вами сию минуту — тоже не дело, — возразил стармех.
— Подозреваю, что придется, — подытожил капитан, — но Иван Иванович прав, только после того, как все наши возможности словесного сопротивления будут исчерпаны.
Рябов вышел на крыло мостика, стал рядом с наблюдателем — пусть на эсминце видят, что это он, капитан, лично ведет переговоры, — и начал фразу за фразой диктовать, что «Ангара» — судно нейтральной страны. Что в трюмах мирный груз. Что он требует, если это так необходимо, произвести досмотр на месте, а затем дать возможность идти своим путем по курсу и коридорам, согласованным с японским правительством.
— Все равно велит следовать за ним.
— Запросите: «На каком основании? Мы за пределами запретных зон».
— Отвечает: «По распоряжению уполномоченного».
— Черт… кто там у них уполномоченный… Токио или левая нога какого-нибудь адмирала… Штурман! Поднимите сигнал протеста. Пусть и уполномоченный читает. Думаю, в бинокль ему все пока видно.,
В переговорах наступила пауза. Эсминец продолжал болтаться на волнах. Дым относило в сторону «Ангары». На крыло мостика вышел стармех:
— Небось по начальству докладывает про наше упрямство. Серьезный корабль… Четыре торпедных аппарата… пушки. — Стармех потянул носом. — А топливо у них, между прочим, дрянь, как и у нас.
— Спасибо за идею, — оживился капитан, подтолкнул краснофлотца. — Передай: «Запас топлива, воды ограничен, повторяю просьбу произвести досмотр на месте».
Эсминец сигнал принял, однако ответа не дал.
— Может быть, помолчим-помолчим — и разойдемся? — с надеждой проговорил стармех. — Однако зашевелились!
На палубах появились матросы. Одна группа расчехлила пулемет, другая начала спускать шлюпку, И сразу же замигал прожектор:
— Говорят: «Я зайду на судно», — тут же отчеканил наблюдатель.
Откуда-то вынырнул юный пассажир. Стармех погнал было его в каюту, но капитан удержал. Пока ведь тихо. Игорь осмелел, спросил:
— Николай Федорович, а досмотр — это обыск?
— Обыск. Скажу даже больше: шпионаж в пользу третьей державы.
— Какой третьей?
— Фашистской Германии, с которой Япония в союзе. Думаю, уже сегодня содержимое наших трюмов будет известно немецкому посольству в Токио.
— Разве сахар — военная тайна?
— Во время войны тайна не только сколько у нас пушек, танков и солдат, но и все, что нужно солдату, — сахар и хлеб.
— И мы сами пустим узнать военную тайну?
— Придется. Понимаю, о чем ты думаешь… «Капитан Рябов в Мальчиши-Кибальчиши не годится». Но ведь Мальчиш-Кибальчиш, если помнишь, когда был в плену у буржуинов, прикладывал ухо к холодному полу, чтобы слышать, как на помощь скачет красная конница. А теперь красная конница, танки и самолеты далеко на западе. У нас нет здесь иного оружия, чем выдержка и достоинство, чем наша гордость. Ясно, «адмирал»?
— Можно, я останусь с вами, здесь?
— Ради любопытства?
— А вдруг нужно будет кому-нибудь что-нибудь срочно и секретно передать?
— Хорошо. Нужно будет — воспользуюсь.
Игорь всматривался в приближающуюся шлюпку. Мерные взмахи весел. Одинаковые спины матросов. На корме офицер: сидит важно. Сжимает эфес сабли. Зачем она моряку, он же не кавалерист? Игорь до сих пор только в книжках читал про самураев: как их разбили на Халхин-Голе, как храбрый комиссар Иван Пожарский погиб на сопке Безымянной у озера Хасан, защищая границу. Распевал песню о трех танкистах. И вот теперь японская шлюпка подходит к их пароходу. Японский матрос цепко ухватился за штормтрап, подтянулся к борту. И офицер, опираясь о головы, плечи матросов, стал перебираться с кормы на нос, чтобы первым подняться на «Ангару».
— Теперь, Игорь, катись по трапу вниз. Приказываю пока быть рядом с мамой. Ты лично отвечаешь за нее.
Третий помощник сжег секретные документы и уже стоял у штормтрапа, готовый к приему незваных, но все же гостей. Японцы с ловкостью прирожденных мореходов карабкались вверх. Господина офицера пришлось поддержать за локоток, потому что тот зацепился каблуком о собственную саблю и едва не свалился с фальшборта на палубу. Однако и тени насмешки не заметил офицер на лице русского. Холодная вежливость. Жест руки, приглашающий следовать за ним. У двери каюты капитана третий помощник приостановился, одернул китель, поправил фуражку подчеркнуто тщательно, неторопливо. Неожиданная остановка, явно продемонстрированная почтительность к своему начальству сбили с темпа и несколько разозлили офицера. Он нетерпеливо громыхнул саблей.
Капитан сам открыл дверь салона.
— По распоряжению уполномоченного офицер досмотра лейтенант Ято, — на довольно сносном русском языке представился японец.
— Капитан Рябов. Мой помощник Соколов.
— Капитан имеет право говорить только при свидетелях? — ухмыльнулся Ято.
— Но вы тоже вошли в каюту не один, а в сопровождении вооруженного матроса. В дверях вижу второго. А там маячит к третий.
— Это для голосовой связи с сигнальщиком.
— Принимаю объяснение.
Ято потребовал судовые документы и без пререканий получил их. Внимательно изучал каждую страницу. Время от времени он отрывался от бумаг, что-то резко выкрикивал часовому, стоявшему в дверях, а тот передавал фразу дальше, сигнальщику.
— Я бы просил дублировать ваши переговоры на русский или английский язык.
— Это удлинит мою работу, — отказался Ято.
— Мы располагаем временем, не так ли, Олег Константинович?
Соколов неопределенно пожал плечами.
— Капитан не спешит домой? — ехидно спросил офицер.
— С тех пор, как приказано лечь в дрейф,
— А вы не теряете выдержки, капитан.
— Как и мое государство, соблюдающее строгий нейтралитет по отношению к Японии. Итак, что же дальше? Идет четвертый час нашего совместного дрейфа.