Искатель. 1985. Выпуск №4
Шрифт:
— Сгинуло одно — надобно слать другое. Переправе мы уже не помешаем, а как можно скорее остановить россиян и вернуть их обратно — в наших силах. Но поспешать им теперь следует уже не к Шклову, а Пропойску, [14] поскольку именно туда замыслил двинуться от Днепра Левенгаупт.
— К Пропойску? — встрепенулся священник. — Не ошибаешься?
— Сама слышала разговор полковника Розена с Тетерей. Курень Остапа как раз и поскакал на разведку дорог в сторону Пропойска. Теперь понимаешь, отче, что нельзя нам терять ни минуты?
14
Пропойск —
— Понимаю, добре понимаю. И уже прикидываю, как снова повидаться с отцом Ларионом.
— Будь осторожен, отче. Кирасиры Розена недавно схватили в шинке чужого казака, как думают, прибывшего с того берега. Казак на допросах молчит, а Розен оттого лютует. Велел сжигать по дороге все деревни и хутора, а также удвоить посты и секреты, дабы никто не смог пробраться ни к россиянам, ни от них. Даже не знаю, как тебе удастся попасть в лишнянскую церковь.
— Господь не оставит без помощи слугу своего…
Приказав вознице поставить телегу на ночь поближе к придорожным кустам и едва дождавшись темноты, священник скользнул в лес. В наброшенном поверх рясы белом полушубке он почти сливался с лесом, а два пистолета и сабля должны были оградить его от неприятностей при возможной встрече с сопровождавшими шведский обоз волчьими стаями. Стараясь держаться как можно ближе к деревьям и кустарникам, обходя стороной встречавшиеся на пути прогалины и освещенные луной поляны, он осторожно шел вдоль узкой лесной тропы, что вела от большака к маленькой деревушке. Вот и высокий пригорок, с которого должно быть видно расположенное в низине селение. Священник остановился, перевел дыхание.
Перед ним вдоль спокойной лесной речушки расстилалась широкая поляна, за ней вздымалась в небо колокольня. Не было лишь самой деревушки: черными безобразными оспинами виднелись на снегу остатки изб и хозяйственных построек. Над некоторыми из них еще вился дым, ни одной тропы не вело к сожженному селению. Только не тронутая шведами церковь и рядом с ней добротный дом священника сиротливо выделялись среди этой тоскливой картины.
Перекрестившись, поп собрался было спуститься с пригорка, как вдруг из-за недалеких к нему кустов появилось несколько темных фигур.
— Стой! Ни с места!
Руки тотчас потянулись к пистолетам. Выстрел, второй — и две ближайшие фигуры повалились на землю. Отшвырнув ненужные пистолеты, священник сбежал с пригорка, хотел юркнуть в густой ельник. Но вслед ударили выстрелы, и острая боль обожгла ногу. Священник сбросил с плеч полушубок, выхватил из ножен саблю, прислонился спиной к дереву. Подбежавшие к нему солдаты загалдели, увидев священнослужителя.
— Вперед! Брать живым! — крикнул командовавший ими офицер.
Шведы ринулись на него. Но откуда им было знать, что еще несколько лет назад на широких плечах этого человека была не поповская ряса, а роскошный жупан запорожского сотника и что лишь старые раны да шестилетняя каторга на турецких галерах заставили отважного казака сменить острую саблю на кадило и крест. Ближайший к священнику швед молча рухнул в снег, другой, схватившись за перебитое плечо, отпрянул назад. Но не переоценивал своих сил старый рубака, знал, что не совладать ему с десятком молодых, здоровых врагов. А пуще всего он помнил: ни в коем случае нельзя попасть шведам в руки живым. И, оттолкнувшись от дерева, бывший сотник врезался в самую гущу врагов…
Полковник Розен долго смотрел на доставленный к нему труп священника. Зачем-то дважды обошел вокруг него и лишь после этого задал свой первый вопрос начальнику охраны штаба и генеральского обоза.
— Майор, что обнаружено при убитом? Грамота с тайнописью, иные уличающие его бумаги?
— Ничего, господин полковник. Возможно, он шел с устным сообщением.
— К кому?
— К священнику деревни, возле которой его пытались задержать. Еще утром она была сожжена, а все жители направлены в расположение начальника обоза. Исключение согласно приказу генерала было сделано для церкви и ее служителей. К ним и лежал путь убитого.
— А если он просто шел мимо?
— День назад он уже был у этого священника. Тогда его задержал наш патруль, и он объяснил свое посещение церковными делами. Ему поверили и отпустили… Но какие дела могут быть ночью? Зачем ему потребовалось брать с собой целый арсенал? А сопротивление нашему секрету?
— Что говорит его сообщник из деревни?
— Я решил не трогать его, а оставить как приманку. Может, и нему пожалует еще кто-либо из русских лазутчиков? Деревня, вернее, то, что от нее осталось, обложена двойным кольцом наших тайных постов. Солдатам строго-настрого приказано не трогать никого, кто бы туда ни направлялся.
— Разумно, майор. Жаль только, что мы не знаем причины, потребовавшей встречи этих слуг божьих.
— Об этом нетрудно догадаться. В настоящий момент русских больше всего интересует место нашей настоящей переправы и дальнейший маршрут корпуса на левобережье.
— Вот именно. Но откуда об этом могли знать убитый или его местный сообщник? Значит, за их спиной стоит некто, имеющий доступ к нашим тайнам. Может, это к нему и прибыл казак, захваченный в трактире? Вот кто нам нужен в первую очередь, майор.
— На этот счет у меня есть одно соображение. Я прикажу выставить труп священника на всеобщее обозрение. Смысл? Главарю царских лазутчиков станет ясно, что его сообщение не попало по назначению, и он будет вынужден послать нового человека. Кто знает, возможно, и он не минет лишнянской церкви.
— Согласен. И пустите слух, что священник погиб не у деревни, а на большаке. Его сообщники не должны даже догадываться, что секрет лишнянской церкви в наших руках.
Незаметно появившийся в палатке дежурный офицер бесшумно приблизился к Меншикову, быстро зашептал ему на ухо. Тот, выслушав его, махнул рукой, и офицер так же неслышно исчез за пологом. Князь подошел к царю, склонившемуся над столом с картой, осторожно кашлянул.
— Говори, — разрешил Петр.
— У полковника Голоты сейчас полусотник изменников-сердюков, сбежавших от Мазепы к шведам. Сообщает важные вести.
Петр поднял голову.
— Бывший гетманский полусотник? Молодцы казаки, что живьем такую важную птицу изловили.
— Не изловили, мин херц, а сам прискакал. По доброй воле…
— Сам? Уж не того ли поля ягода, что шляхтич да рыбак? От их доброй воли у меня голова кругом идет.
— Полковник говорит, что полусотник прибыл от его верного человека, которому он верит как самому себе. Спрашивает, не доставить ли сего сердюка к тебе?