Искатель. 1988. Выпуск №2

Нефф Онджей

Заметив, что Томилин несколько раз облизывал губы, Бутырцев встал, подойдя к столику, что стоял в углу, открыл бутылку «Нарзана», принёс со стаканом.

— Благодарю, — залпом выпил, утёр рот ладонью Архитектор. — Я нынче на койке всё прикидывал, кости ворочая… Он ведь как мог сделать, этот сторож подлючий? Меня навёл и Шмеля, скажем, навёл. Оставил шкурок с пустяк, остальное сам взял и ушёл с концами. Кто-то из нас по его расчёту обязательно на дело выходил! Значит, в случае чего, с нас и спрос, раз мы подучётники. Вспо-омнил я, как он всё напирал, чтоб я ровно

в три на дело выходил… А когда Шмеля он на позже подначил? Мы и сшиблись, как псы на кости! Вот истинный крест, — Боря Архитектор расстегнул рубаху, под которой синело выколотое распятие, перекрестился. — Не хотел я чужой жизни вредить… Сами посудите: ну зачем мне своего грабить? Да ещё со Шмелём лоб в лоб стукаться! Не-ет, старик всё это обтяпал, верное слово. Его, гниду, ищите.

— А вы не предполагаете, Томилин, где он может укрыться?

— Вот не скажу… Знал бы — не утаил, верное слово, гражданин начальник! Даже признаю: по нашим захоронкам его бесполезняк нюхать, успел я на волю крикнуть, какой он мне подарок угадал.

— Успели, это я знаю. Та-ак… — поразмыслив, Бутырцев вернулся в кресло за столом. — Учтётся вам, Томилин, ваше заявление. Сейчас в соседнем кабинете другой товарищ всё запишет с ваших слов, а вы поточнее, поподробней всё изложите.

— Теперь темнить нечего, — поднимаясь, сказал Томилин. — В открытую я пошёл, такое моё решение.

Когда его выводили, в кабинет вошёл Таганцев и положил перед начальником лист протокола.

— Прямо сто пятьдесят шкурок? — прочитав, посмотрел на старшего лейтенанта Бутырцев. — Щедрее становятся наши партнёры, забеспокоились… Как он выглядит, волнуется, да?

— Очень, Николай Афанасьевич! Я на всякий случай даже врача пригласил: вдруг давление или с сердцем что.

— Правильно сделали. Попросите его сюда. Именно попросите, вежливо.

Таганцев вышел и очень скоро вернулся вместе с Самохиным.

— Здравствуйте; гражданин подполковник, — тихо сказал Самохин.

— Здравствуйте, товарищ Самохин, — улыбнулся Бутырцев. — Ждал я вас, Леонид Петрович, и рад видеть. Усаживайтесь,

— Ждали? Почему?.. Не понимаю.

— Сейчас, сейчас… Вот, — протянул изъятый у Томилина листок бумажки Бутырцев. — Тут записан ваш номер телефона?

— Да… мой. Но как он к вам попал? — изумился Самохин. — Почему?

— Сложным путём. Шкурки-то к вам тоже непросто попали, кто-то очень надеется, что вы виноватым выявитесь! Поможем им, Леонид Петрович?

— Если необходимо, то как сочтёте нужным… В интересах дела я готов, но прошу, чтобы моё руководство знало истину.

— Узнает обязательно, — заверил Бутырцев, — Но пока мы вас якобы арестуем.

— Я уже сказал: поступайте как нужно для дела, — стоически отреагировал Леонид Петрович. — Но как аукцион без меня? Столько вопросов, много сложностей, вы не думайте, что у нас, как в магазине: выбросили и раскупили…

— К началу аукциона и партия соболей, и вы будете на месте. — Будете, или мне головы не сносить!

* * *

В небольшом номере царил беспорядок, который позволяет себе человек, живущий один.

Завершив

дневной душ, Мальцев вышел из ванны, причесал перед зеркалом шкафа мокрые волосы, надел чистую рубашку. И, на ходу накидывая пиджак, вышел из номера.

Забирая ключ, моложавая дежурная по этажу кокетливо улыбнулась:

— А что говорить, если вас станут спрашивать?

— Принимаю по субботам и воскресеньям, с шести до одиннадцати. Но не станут, к сожалению.

Войдя в кабину лифта, оказался между тремя очень высокими неграми в спортивных костюмах. Негры оживлённо болтали, посмеивались.

Вестибюль пересекал спешно и не сразу остановился, услышав:

— Мальцев! Виктор Сергеевич… Минутку! — Воронцов, подходя, загодя протягивал руку. Заговорил раскаянно: — Слушай, прости меня, обалдуя. Ну попал в аховое положение между родными и девицей, взвинтился сгоряча! Разве приятно, когда тебя в этаком компоте застают? Пойми.

— Я пойму, положим, а вот человечество не переживёт потери закоренелого холостяка, если женишься-таки… Имею в виду слабую половину человечества, — рассмеявшись, Мальцев хлопнул по протянутой руке. — Ладно, мир!

— Мир — дружба, хинди — руси пхай, пхай… Хорошо, что ты меня не отпихнул, — Воронцов благодарно посмотрел на Мальцеза. — Беда у меня, Виктор, Лёню Самохина арестовали, а он честнейший человек, хотя и сухарь! Дурью там мучаются, раз хватают таких, как Самохин… Или для престижа, лишь бы лишь бы стараются.

— Престиж тогда появится, когда меха вернут, верно? Но и дыма без огня не бывает! Я его мало видел, и не очень он мне показался, ваш Самохин.

— Да что ты о нём знаешь? — возмутился Воронцов. — А я с ним нюх в нюх какой год…

— Шуми тихо, на нас внимание обращают, а я этого не люблю, — потянул его к выходу Мальцев. — У тебя здесь дела, не подбросишь меня к своей конторе?

— Дела прикончил, хотя вообще-то надо в одно место заехать, — прикинул Воронцов. — Но я по дороге заскочу. Едем!

Закуривая в машине, Мальцев протянул пачку спутнику, но тот замотал головой.

— Бр-р, не буду. Вчера и перебрал, и перекурил: во рту словно полк солдат ночёвку произвёл. Травись сам.

— Догуливаешь перед семейной жизнью? Думаешь, она переменится после свадьбы, вето наложит на пирушки?

— Какая там свадьба! Папахен на что кроткий человек — и тот встал, как крепость, и грозит отлучением. Вика, как баба, хороша, не скрою, но дура непроходимая. Мало что я ей без дозволения одно колечко от своих позаимствовал, так она матери такое наговорила — богородица взбесится! Видно, пора наши амуры кончать.

— Дабы получить возможность начать новые, — подсказал Мальцев.

— Именно так, — Воронцов резко взяв вправо, прижался к тротуару, затормозил. — Посиди минутку, я скоро.

Вылез из машины, завернув в ближний переулок, скрылся за углом здания. И Мальцев вышел. Постоял, прогуливаясь, подошёл к угловому дому, потоптался на углу. Чуть поодаль, на другой стороне переулка, увидел вывеску: «Стоматологическая поликлиника». Когда Воронцов плюхнулся на сиденье рядом, вид у него был озабоченный.