Искатель. 1989. Выпуск №1
Шрифт:
— Да, — Сокольников задумался. — А чего же у Надежды так нельзя было? Я имею в виду добровольную выдачу.
— У кого? У Азаркиной? Ну что ты! Она же основная обвиняемая по делу. Нас бы никто не понял.
— Обвиняемая, — сказал Сокольников, постепенно впадая в мрачное настроение, — какая же она обвиняемая! Веришь ли, Георгий, прямо руки не лежат ко всему этому.
— И напрасно, — строго оказал Трошин. — Во-первых, закон одинаков для всех…
При этих словах Витя Коротков поднял голову от своих сосисок и насмешливо хмыкнул.
— В
— А что тут такого? — снова подал голос Коротков. — Зелинский в районе теперь всем чужой. Один раз его вытащили, а теперь все.
— Не трепи, чего не знаешь, — обрезал Трошин. — Кто его вытаскивал? Не было на него ничего, вот в чем суть.
— Мы знаем, — упрямо сказал Коротков, — на кого было, на кого не было…
— Знаешь, и ладно, — Трошин попытался увести разговор в сторону. Сокольников видел, что такой разворот для него чем-то неприятен, — дело не в этом. В нашей работе надо быть чуть-чуть политиком. Немного смотреть вперед, уметь оценивать перспективу.
Трошин даже показал, как нужно ее оценивать — будто водосточную трубу руками огладил.
— Я прав, Витя, или нет?
Коротков тщательно прожевал и проглотил сосиску, а потом медленно наклонил голову.
— Вообще-то так не очень правильно, — осторожно возразил Сокольников, опасаясь нарушить теплую атмосферу застолья. — Наша работа — это одно, политика — совсем другое. Нарушил — отвечай. По закону.
— С этим никто не спорит. Однако теория — одно, а практика — совсем другое. — Трошин задумчиво повертел в руке вилку. — Не учитывая этого, работать очень сложно, ты сам скоро поймешь. Но главное все же, что Зелинский сидит.
— И Азаркина тоже сядет, — неизвестно с какой целью добавил Витя Коротков.
— Давай разберемся с Азаркиной, — согласился Трошин. — Разве кто-нибудь принуждал ее продавать монеты? Может, у нее не было иного выхода? С голоду помирала? Во-первых, своего супруга она могла в пять минут возвратить туда, откуда он совсем недавно пришел. Всего только и нужно было — вызвать участкового. Да с его двумя судимостями!.. А если тяжелое материальное положение, почему она не обратилась в профком на своей работе? Неужели бы не помогли? Вот так-то!
Он откинулся на спинку стула и удовлетворенно оглядел собеседников. И Сокольников подумал, что Трошин опять в чем-то прав. Но все равно ему было очень жалко Надежду Азаркину.
По синей пластиковой поверхности стола давно уже ползала назойливая осенняя муха. Сокольников в который уже раз пытался ее прогнать, но она вновь и вновь упрямо садилась почти на одно и то же место.
— Я одного не пойму, — сказал Коротков, — какого черта этот алкаш пришел заявлять на свою жену? Чего он от этого выигрывает? Ведь его самого, дурака, посадить могут.
— Я тоже вначале не понимал, — засмеялся Трошин, — пока не раскусил его психологию. Она проста, как орех. Азаркин тянул с жены деньги сколько мог, а когда она заартачилась: хоть убей, не дам, — у баб это бывает, я знаю, — ему стало обидно.
— От обиды он к нам и поперся? — с недоверием спросил Коротков.
— Точно! Но это не все. Дружки-алкаши ему посоветовали: если жену в тюрьму удастся упрятать, то квартиру можно будет разменять и сорвать приличную доплату.
— Что-то не верится мне, что он такой идиот, — сказал Коротков. — С его-то тюремной квалификацией!
— Во-первых, он алкоголик, — пояснил Трошин. — У него же мозги набекрень. А потом просто надеется: вдруг проскочит! Ведь и в самом деле может проскочить. Кто знает, как все развернется!
— Ну, ладно, — Коротков зевнул и посмотрел на часы. — Мне домой пора.
— Не спеши, — удержал его Трошин, — успеешь. Сейчас вот минералочки у Панфилыча попросим…
Муха наконец убралась со стола. Она перелетела на плечо Трошину и уютно устроилась там.
— В любом случае все, что мы делаем, — это вполне соответствует духу и букве закона, ты со мной согласен, Олег?
Сокольников, конечно, мог бы поспорить, но мысли растекались, как желе на солнце. К тому же очень мешала та самая муха, необъяснимым образом стакнувшаяся с Трошиным и безгласно выступавшая на его стороне. Она ползала и мешала.
В комнатушку зашел Панфилыч, мягко смахнул пустую посуду со стола и поставил еще пару бутылок с минеральной. Коротков налил немного в свой стакан и вдруг засмеялся.
— А как он орал, Зелинский! Жалко ты, Георгий, не слышал.
— Да уж, — сказал Трошин. — Не повезло.
— Ну ладно, мне домой пора, — объявил Коротков без всякого перехода и паузы. — Вы пойдете?
Он был человек серьезный, давно женатый. Трошин, впрочем, тоже был женат, но Сокольников еще ни разу не слышал, чтобы он как-то упомянул о домашних делах. И не от скрытности, а от того, что Трошина эти дела мало интересовали.
Утром зарядил дождь. Неподвижные тучи обложили небо. Дождь был холодный, какой-то вязкий, и сразу стало понятно, что лето кончилось.
Может быть, от этого ужасно тяжело было вставать сегодня. Сокольников даже опоздал на работу, хотя и пытался изо всех сил наверстать в дороге минуты, сверх положенного отданные подушке. К счастью, никто из начальства на пути не попался, даже Трошина в кабинете не было, хотя какой-то кремовый плащ аккуратно висел на плечиках вешалки.
Вялость, сонливость вновь овладели Сокольниковым, едва он перевел дух и опустился на стул. Достав для вида и раскрыв какую-то папку, он бессовестно задремал, да так крепко, что едва услышал шаги Трошина в коридоре.